Песок

— Уклад экономики здесь общинный? Питание трехразовое? — вопросы, просыпающиеся из нее, были вызваны не интересом, а правилами игры, которую навязал ей Вильгельм.

— Во многом тебе придется разбираться самой, — вот общий смысл большинства ответов ее спутника.

Омега отличалась от любого дачно — садового товарищества у границ города — милионника еще и тем, что выращенные здесь дома выглядели совершенно однояйцовыми и скрывали образ своих хозяев.

Здесь словно выбросили за скобки очарование природы, очухавшейся от городской суеты и пыли. Никакой пищи для зрения — души — тела. Невесомость ландшафта.

Единственным украшением этой унылости была витиеватая кровеносная система тропок, посыпанных крупным красным песком.

— И траву, и деревья, и дома соорудили люди. Омега помогла. Материалом, не идеями. Основная часть поселка в его нынешнем виде возникла в течение часа 28 июля 1976 года. В этот же день случилось Таншаньское землетрясение[22]. Поселок достроили в марте 1977. Часом позже произошла катастрофа в Лос — Роде́ос[23]. Березки высадили за день до Черно́быльской аварии[24]. Периодически мы что-нибудь модернизируем, пополняем запасы и тут же попадаем в сводки новостей.

Поселок казался бескрайним. Жилища, отделенные друг от друга зарослями боярышника, путали унылой идентичностью белокаменных фасадов. Не заблудиться в хитросплетении маршрутов мог только старожил.

Вильгельм рассказал, что в распоряжении немногочисленной общины, проживающей на этой зыбкой территории, имеется ограниченное количество незанятых домов. Строить или придумывать новые никто не торопится, а гостей иногда прибывает больше, чем уходит обратно через Чистилище:

— Придется подселить тебя к мужчине. У нас женщин в три раза меньше. Женщине сложнее потерять часть себя. Соседство полов — небезопасно. Вы понимаете — фантазии, порывы, прочая неразбериха? — Вильгельм говорит о чувствах так же скучно как Покрышкин о неразрушающем контроле.

— Буду стараться исключить мирское, — попробовала пошутить Ляпа. — Оно уже становится болезненно не только для всей Земли, но и для всей меня в отдельности.

Двухметровые боярышники вдоль тропок выполнены вполне в духе той дворовой растительности, что одинаково беспорядочно произрастает и в столице, и иных провинциальных просторах, неумолимо стягивающихся к ней. Над зарослями видны только крыши. Раздвинув ветки, можно разглядеть окна и одинаково безликие лужайки перед домами. Иногда, чтобы пройти между кустарниками, приходилось двигаться по одному.

Петляя вслед за Вильгельмом, уклоняясь от цепких когтистых веток, спасая свою нарядную кофточку из Милана, Ляпа в который раз думала: «Этот концлагерь для философов и поэтов не сон, не морок? Он также реален, как часом ранее Нью-Йорк — папа, построенный в эпицентре вдоль и поперек исследованной Земли?».

Другие части Вселенной за пределами Москвы всегда представлялись ей не более чем интригующими размышлениями в стиле Хокинга.

— Сколько человек в каждом доме проживает? — учитывая грустное вступление, Ляпа не предполагала, что на Омеге ее ждут радости общения. Обитатели домов, разбросанных вдоль пути их следования, словно прятались — равнодушная музейная тишина вокруг, ни обрывков речи, ни криков петухов, ни визга пилы («впрочем, какая пила, если здесь обет бездействия»). Только умиротворяющий бубнеж Вильгельма, хруст песка и слабый ветерок, который словно осыпался с ветвей боярышника.

— В основном, по — одному. Прошлый раз, когда Яцек не ужился со своим соседом и соорудил себе отдельную деревянную хижину, — пояснил Вильгельм. — Поднялся ураган в Техасе. Чтобы у Вас не осталось сомнений во взрывоопасности нашего мирка, я сейчас…

Он стушевался, прочистил горло.

«Вот как — они не избыли чувство неловкости? — обрадовалась Ляпа — тут же вспорхнула неожиданная мысль. — Увидишь — Омега быстро заставит тебя задумываться, что сказать, как повернуться».

— …обычно мы показываем новичкам несколько не очень опасных фокусов. Обычно их достаточно.

Вильгельм грустно пожевал последнюю фразу. Потом чуть отошел от девушки.

Через мгновение между ними вырос березовый пень, не выше сорока сантиметров над песком. На нем появилась пышущая красной охрой Венера Виллендорфская[25] ростом не менее полуметра.

Словно кто-то провел ладонью перед глазами Ляпы. Зрачки послушно закрутились в орбитах. Как воспоминание об отзвучавшем выпуске новостей внутри Ляпы замелькали картинки — волнующаяся поверхность океана закручивается в воронку, воронка углубляется, вращается стремительней, наконец, на ее острие возникает слизистая океанского дна.

И нет сомнений — воронка, мегатонны вращающейся воды, игрушечная грандиозность и несомненная реальность происходящего на Земле — просто следствие того, что напротив нее появился грудастая пузатая Венера. Именно на березовом пне, именно пышущая красной охрой.

Ляпа как от резкого солнечного света сощурилась на облачную подсветку сверху. Здесь все еще не появилось солнца — ровная, чуть серая плоскость неба, бесконечный пасмурный день, никаких надежд на прореху для потоков ультрафиолета.