Песок

Пень и скульптура исчезли. На песке не осталось даже прогалины.

— Атлантика. Воронка возникла над вершиной горы Атлантис[26]. Как-то раз в эту воронку закрутило корабль. Наши предшественники бурно экспериментировали. Согласно местной легенде появление «Потерянного города» — результат первого опыта пионеров Омеги.

— Толку от всевозможных опытов было немного. Зато потрясений на Земле и в космосе не счесть. Мы взяли на вооружение несколько открытий бессмысленных. Пень, мать-земля. Новички удивляются. Если это можно назвать удивлением, — он грустно помолчал, внезапная усталость деформировала его крепко сбитую фигуру. — Заклинаю Вас, если хотите вернуться на нашу цветущую планету, не выдумывайте ничего. Существуйте памятью и наблюдением. Не думайте ни о чем. Вам понравится.

Куда мы прячем болезненные воспоминания?

Мне казалось, из меня безжалостно вырубают часть МЕНЯ. Это не было ужасом, болью, спазмом. Это было все сразу. Цепкие руки схватили меня за мозг, ковырялись в желудке, плели узелки из кишок, вырывали простату.

Глаза лезли из орбит, руки — ноги сотрясали конвульсии, желудок выворачивало наизнанку.

Кровь хлынула из носа. Не переставая выть и кататься по полу, я схватился за десну, стал раскачивать клык. Но поселившуюся внутри боль невозможно заглушить. Даже если бы отгрыз себе язык, я бы этого не почувствовал.

В двух шагах от меня на узорчатом паркете темнели ставни огромного двустворчатого окна. Рама — модного стального цвета. За стеклами белизна воздуха, окруженного небом. Такого неба не могло быть на первом этаже, куда было прорублено внезапно материализовавшееся окно.

Когда я отчетливо сообразил — очередного спазма не выдержу, на меня навалилась память, ранее укрывающаяся внутри. Изощренная обострившаяся проницательность отчетливо подытожила — нужно повторно перенести всю тяжесть рождения, все разочарования и надежды, чтобы уйти, выползти, вытечь куда — нибудь с этого затертого ковра, из этого измученного тела.

Память резала как скальпель. Горькие ошибки, неудачи и разочарования. Одновременно я понимал — бритвенных льдинок прозрения не было бы, воспоминания не оказались бы столь болезненными, если я раньше, на Лемуре, не вошел бы в зону Омега. Сейчас я бы просто видел и собирал себя, а не персонажа по фамилии Покрышкин. Я резался бы об острые края своей, а не его жизни, испытывая удушающий стыд за него, за себя, после себя и вместо. Стыд вместо себя, да!

Значит, тогда я прошел! где-то по ту сторону ВСЕГО меня ждет более удачливый двойник, не знавший исчезновения Лемура, не проштампованный безжалостной памятью о своей нескладной судьбе, отчаянно не поборовшийся за Ляпу и ее песок…

За повторный вход требуется заплатить сполна. Цена сегодня — моя жизнь, которая аврально покидала неблагополучное тело. Я закончусь через несколько секунд, когда заползу в эту дверь — окно. Отползти в иную безопасную зону («мама!») не было сил.

Я до крови прикусил язык и совершил кособокий нырок в окно на паркете.

Осколки стекла драли кожу. Кровь выбрызгивала — я почувствовал, как лопнул зрачок, глаз вытекал на щеку. Возможности зрения не осталось. Темнота, страх, утратив еще одну грань осязания, затопил сознание. Теплый воздух подхватил меня, и я летел, летел вниз, нисколечко не сомневаясь — это смерть!

Стиснув зубы, я поборю ее. Только так нужно отгонять эту старуху с косой — терпением и волей, на пределе сил. Пусть я стану всего лишь своим собственным сновидением, но не соглашусь так погано закончится!

Как долго можно заниматься ничегониделанием?

Через несколько зигзагов, словно нарисованных дрожащей рукой, тропка вывела к дому, где почти месяц томился ушлепок Ивана Владимировича Покрышкина. Точнее то, что от него осталось и также как Ляпа боялось одиночества.

Вильгельм остановился на пороге — вновь деревянное крыльцо, белые кирпичные стены, безвкусный воздух, сонное ощущение нереальности.

— Предыдущие опыты совместного проживания лиц разной ориентации заканчивались катастрофами и для Земли, и для Омеги. Но я не теряю надежды, — он печально закатил глаза — словно грядущая встреча мужчины и женщины уже вызвала торнадо. — Пойдемте знакомиться.

Предвкушая новые впечатления, девушка не торопилась. Она поставила ногу в пробковых шлепках на первую ступеньку, оценила педикюр:

— Не правда ли попав в столь странное место, я вправе ожидать чего — то непривычного. Немыслимых пейзажей? Головокружительных ощущений? — Ляпа вспомнила «Солярис» Тарковского.

— Чего вы хотели? Пряничных домиков? Уюта и праздника? Ни рутины, ни печали? Историко — приключенческой лихорадки сюжета? Благородных разбойников и демиургов в набедренных повязках? Ласковых ягнят и замши? Фауны из книжек Галеева?

Ляпа удивленно вскинула брови.