Песок

Несмотря на изменение периодов сна, на нечеловеческую чувствительность рецепторов кожи продолжали ходить поезда, летать самолеты, еще усерднее трудились проститутки и службы эскорта. все-таки реальность упертая штука.

Единственным существенным изменением в России стало введение чрезвычайного положения, замораживание цен, увы, не распространенное на свободные профессии, и появление «чрезвычаек» — разношерстных боевых групп, которые создавали все, от партий до товариществ жилья.

После упрощенной до безобразия регистрации «чрезвычайки» получали особые права — вплоть до принятия решений о задержании граждан и принудительном заключении их под стражу.

Эти группы контроля за общественным порядком занимались почти всем — от помощи престарелым и детям до противодействия вооруженным бандам, мародёрам, различному анархическому отребью, всегда готовому раскачивать раскачивающееся или раскачавшееся, жуликам всех мастей, в огромных количествах исторгаемых из чрева общества не только в случае кризисов и войн, но и в случае растянутой во времени гибели человечества.

Создание «чрезвычаек» благотворно сказалось на самоорганизации населения — теперь даже сигаретные бычки и фантики от сухариков граждане старались не выбрасывать на землю, а донести до мусорки. Мало ли что.

Если ты не состоял в группах взаимопомощи или чрезвычайке, это наводило подозрения.

Мы тоже записались в одну местную команду, однако редко участвовали в ее многочисленных акциях. У нас сохранилось больше уверенности в завтрашнем дне, чем у наших земляков. Мы, так же как и они, ожидали — все вокруг скоро посыплется как карточный домик, но готовились к этому с каким — то совершенно детским нетерпением и любопытством.

Когда казалось силы на пределе, и новый страшный кульбит действительности приведет к массовым самоубийствам, в Москву прибыл толстый добродушный негр Лонг.

Он позвонил в шесть утра и сообщил, что прибыл на военном транспортнике и уже полчаса на московской земле. Более того, мы с Ляпой будем первыми, к кому он направится из Быково. И встречу откладывать нельзя.

— Вы что ничего не знаете? Очнитесь, Иван Владимирович.

Разговаривая с ним, я прыгал на холодном бетонном полу кухни и прислушивался к своим чувствам. Заканчивалась очередная двенадцатичасовая передышка. Какой сюрприз послала Омега? Неужели сегодня наступил тот самый, теперь наверняка последний конец света?

Организм чувствовал себя здоровым, молодым, полным сил — вполне логичное начало светопреставления.

— Думаю, у Вас есть веская причина настаивать на моей сосредоточенности, — предположил я. Зная, как щепетильно европейцы и порабощенные ими нации блюдут дистанцию даже в условиях падения в пропасть, я удивился поведению Лонга. То, что он действовал в духе Афросиньи Кулаковой — будил, обещал приехать в раннюю рань, заставило преисполниться самыми мрачными опасениями:

— Уж не человечество ли Вы спасать прибыли? — осторожно спросил я. — От чего на сей раз?

Он тяжело засопел в трубку. По моим расчетам должны были раздаться гудки. Они раздались после слов Лонга:

— Я прибыл потому, что человечеству вряд ли что-нибудь поможет. Пришла пора спасать его отдельных представителей.

Лонг нажал отбой, а я бросился узнавать, какая напасть случилась сегодня.

Вы готовы признать, что душевные качества и умственные способности человека не зависят от нации, к которой он принадлежит?

Он наотрез отказался заходить в ляпин хрущик и знакомиться с хозяйкой. Так и стоял в подъезде. Учитывая ситуацию, выглядел он усталым и постаревшим, но отчаянно давил лыбу.

«Все-таки негр в московских подъездах пока еще в диковинку, — думал я, обмениваясь с ним приветствиями. — Он неплохо держится, учитывая, что сегодня действительно наступает конец всему».

Все шире скалясь, Лонг увлеченно грузил меня на своем франко — эстонском. После нескольких вступительных о погоде и констатации — «вот они последние испытания», он спокойно заявил:

— Я здесь как частное лицо, — и помрачнев, добавил. — Хочу предупредить — началась ликвидация всех волонтеров кембриджской группы. Следующие вы с Синицыной, — и тогда я заметил, что в его кулаке, чуть отведенном за спину, белеет миниатюрный шприц.

Коленки мои задрожали. Не ожидал от себя такого. Свалиться в пропасть, покоряя семитысячник, намного легче, чем быть ужаленным какой-нибудь дрянью.

— Зачем нас убивать? Через несколько дней этого уже не потребуется! Мы носители очень даже занимательной информации? — я внимательно наблюдал за руками Лонга, готовясь к тому, что он метнется ко мне и вонзит шприц. В горло? В шею? В глаз?

— Если вы будете мертвы, ваши информационные двойники никогда не вернутся на Землю. Вы — основа, условие их существования. Пока они не найдут другое пристанище. Только в сказках тень может существовать без помощи того, благодаря кому она появилась.

Как обухом по голове.

— Когда я должен был об этом узнать?