Песок

Через каждые пятьдесят метров вокруг домов проходили стихийные сходки, человек по 10–20 каждая, объединенные весьма и весьма разными интересами. Теперь никто не будет сидеть в угрюмых неживых сумерках Омеги и, не зажигая свечей, пялиться в стену, мыслями уходя очень далеко, нехотя возвращаться, чтобы погрузиться в сон, больше похожий на обморок.

Буйная жизнь торжествовала на просторах Омеги. Ляпа представила, что произойдет, если население на далекой Земле поголовно покинет госучреждения, офисы, ВУЗы, воинские части и начнет собираться группами у собственных жилищ, обсуждать дела насущные, предлагая, возмущаясь, накручивая себя и рядом стоящих на активные действия. Двое суток такого брожения, и Апокалипсис не остановить.

По дороге к Вильгельму Ляпа осторожно приближалась к митингующих. Люди, толкущиеся на траве у домиков, возбужденно говорили, хохотали, то тут, то там раздавались женские визги.

Обсуждавшиеся темы отличались поистине фантастической широтой — от планируемой публичной порки Хранителя до необходимости избрания нового руководства Омеги, всеобщей инвентаризации, создания Учредительного собрания, введения талонов и сбора оружия.

Ликующие, восторженные создания совсем не походили на тени, собравшиеся месяц назад у эстрады. Люди ощущали себя по — новому. Больше никто не ходил как по яйцам. Они жили! Случись им возвратить прежние возможности, поселенцы, не задумываясь, начнут переустройство планет. Ради любопытства начнут дергать рычаги, повсюду замаскированные на Омеге.

У некоторых было оружие. В основном старые охотничьи ружья. Ляпа ожидала — уже сегодня раздадутся первые выстрелы в воздух. Завтра — на поражение. Похмелье близилось.

До появления замка кирпичный «дом Хранителя» значился как крупнейшее сооружение на Омеге. Заросли вокруг него были выше и гуще, крыша острее.

Сейчас эту роскошь окружали говорливые группки различного этнического и полового состава. Всем им хотелось что-то урвать у некогда (еще сегодня!) всемогущего Хранителя Омеги.

Хоромы оказались закрыты. Никогда раньше такого не случалось. Вильгельм долго не отзывался на конспиративный стук, затем раздраженно перешептывался с Ляпой, выпытывая цели посещения.

Лицо, выглянувшее в щелку, было тусклым и постаревшим.

Ляпа протянула к двери невооруженные ладони — щелка увеличилась ровно настолько, чтобы протиснуться внутрь. Шум за спиной возрос — немногие удостоились права заглянуть к Вильгельму.

Комната, ранее казавшаяся уютной, показалась тюремной камерой. Очаг осунулся и почернел, словно в нем сжигали разную бумажную дрянь — документы, некондиционные вещи покойников, архивы ФРС США.

В углу по — прежнему стоял ящик Lucky Strike[39]. «Наверное, запасы второй мировой», — подумала Ляпа, — сколько их еще у Хранителя? Аркебузы, кастеты, тушенка»

— Вы как — то сказали, что черной датой для Омеги станет день, когда жители перестанут верить в собственную реальность. Или разучатся проживать судьбы землян. Или утратят возможность вернуться на Землю, — сказала по — русски Ляпа, усаживаясь за стол, выглядевший так, словно только что вывезен из Икеи и распакован минуту назад. — Все три события произошли одновременно. Чернота, помноженная на черноту, помноженная на черноту?

— И никто во Вселенной не знает, чем это закончится, — Вильгельм прилично говорил на английском. Он аккуратно распределил тяжелую шерстяную штору по всему проему окна и уселся напротив Ляпы. Из углов комнаты хлынула неплотная темнота.

Крепкие руки Хранителя и деревянная посуда смотрелись выпиленными на деревянной поверхности стола. В отличие от прежних времен, наличествовала и щедрая снедь — открытые консервы с оливками, сухофрукты, орешки кешью:

— Жители Омеги перестали видеть происходящее на Земле. Перестали ощущать чувства друг друга, — продолжил Вильгельм в прежнем нравоучительном тоне. — Если недавно по прибытию на Омегу, факт прозрачности был болезненен многим, то теперь больно от того, что мы невидимы друг для друга. Мы почти бессильны, и все больше похоже на людей.

Усталая деревянная внешность Хранителя вызывала у Ляпы безусловное доверие. Хотелось подчиниться этому мудрому, искреннему человеку и больше ни о чем не думать. Плыть по течению, слушать, радоваться. Без потрясений, с полными бурдюками свежих чувств. Сейчас жизни столько вокруг — горстями не собрать. Она требовала, чтобы Ляпа бросилась ей навстречу. Но Ляпа пребывала в капкане по имени Пух.

— Что дальше?

Дождь ненадолго захлюпал по крыше — и это было чудом. Таким же невероятным как вчерашнее появление у горизонта моря ярко красного картонного солнца и диснеевских башен замка. За последние сутки Омега много раз продемонстрировала, что изменилась и продолжает мутировать.

Хранитель тяжело вздохнул, деревянные руки зашевелились на столе: