Читаем Пьесы полностью

Марк(один). Наверное надо было принять «Игнациа». Почему я обязательно должен быть так категоричен. В конце концов, какое мне дело до того, что Серж дает себя одурачить современному Искусству. Нет, это все серьезно. Но я бы мог сказать ему об этом иначе. Найти более спокойный тон. Если мне трудно переносить даже физически, что мой лучший друг покупает белую картину, я должен все-таки сдерживаться и не задирать его. Я должен поговорить с ним по-дружески. С этого момента буду все объяснять ему по-дружески.

* * *

Серж(один). По-моему, она не белая. Когда я говорю «по-моему», я хочу сказать «объективно». Объективно, она не белая. Там есть белый фон, есть живопись в серых тонах… Есть даже что-то красное. Можно сказать, очень бледные оттенки. Если бы она была белой, она бы мне не понравилась. Марк видит ее белой… В этом его ограниченность. Марк видит ее белой, потому что он вбил себе в голову, что она белая. А Иван — нет. Иван видит, что она не белая. Марк может думать что угодно. Плевать я на него хотел.

* * *

У Сержа.

Серж. Ты готов посмеяться?

Марк. Ну что там?

Серж. Ивану понравился Антриос.

Марк. Где он?

Серж. Иван?

Марк. Антриос.

Серж. Ты хочешь еще взглянуть?

Марк. Покажи.

Серж. Я знал, что ты созреешь!..

Серж выходит и возвращается с картиной. В течение какого-то времени они ее рассматривают.

Серж. Иван сразу уловил.

Марк. Гм-гм…

Серж. Ладно, не будем зацикливаться на этой картине, жизнь коротка… Кстати, ты это читал? (Берет «Счастливую жизнь» Сенеки и бросает на низкий столик прямо под нос Марку) Сенека. Прочти, это шедевр.

Марк берет книгу, открывает, пролистывает.

Серж. Современнейший шедевр. Прочтешь — ничего другого читать не станешь. Я разрываюсь между кабинетом, больницей, и еще Франсуаза заявила, что я должен видеться с детьми каждый выходные — новый бзик Франсуазы — детям нужен отец, в общем у меня нет времени на чтение. Я вынужден обращаться к основоположникам…

Марк. Как и в живописи… В которой ты, чудесным образом отказался от формы и цвета, от этих двух никчемных вещей.

Серж. Да… Хорошо еще, что я способен ценить более традиционную живопись. Например, твоего псевдо-фламандца. Он очень мил.

Марк. Что в нем фламандского? Это вид Каркассона.

Серж. Да, но все же… в нем есть что-то фламандское… окно, вид, еще… ну неважно, он очень хорош.

Марк. Он ничего не стоит, ты же знаешь.

Серж. Да не в этом дело!.. Впрочем, одному Богу известно, сколько будет стоить когда-нибудь Антриос!..

Марк. Знаешь, я подумал. Я подумал и изменил свою точку зрения. Как-то я тут ехал по Парижу, и сидя за рулем, думал о тебе, и я сказал себе: разве этот поступок Сержа не является в сущности проявлением истинно поэтической натуры?.. Разве подобная нерациональная покупка не является поступком в высшей степени поэтическим?

Серж. Какой ты сегодня деликатный! Я просто тебя не узнаю. Ты взял такой подобострастный, ласковый тон, который, впрочем совсем не идет тебе.

Марк. Нет-нет, уверяю тебя, я пришел с повинной.

Серж. С повинной? Почему?

Марк. Я слишком поверхностный, нервный, я слишком полагаюсь на первое впечатление… Если хочешь, мне не хватает мудрости.

Серж. Почитай Сенеку.

Марк. Ну вот видишь, например, ты говоришь мне «почитай Сенеку», а я способен прийти от этого в отчаянье. Я способен прийти в отчаянье из-за того, что в таком разговоре ты можешь сказать мне «почитай Сенеку». Это ужасно!

Серж. Нет. Нет, это не ужасно.

Марк. Да?!

Серж. Нет, потому что ты почувствовал…

Марк. Я не сказал, что я пришел в отчаянье…

Серж. Ты сказал, что ты способен…

Марк. Да, да, что я способен…

Серж. Что ты способен прийти в отчаянье, и я понимаю это. Потому что в этом «почитай Сенеку» ты почувствовал некое самодовольство с моей стороны. Ты говорить, что тебе не хватает мудрости, а я отвечаю тебе «почитай Сенеку», ведь это чудовищно!

Марк. Именно так!

Серж. Это говорит о том, что тебе действительно не хватает мудрости, ведь я сказал «не почитай Сенеку», а «почетай Сенеку!».

Марк. Верно, верно.

Серж. Значит тебе просто не хватает юмора.

Марк. Безусловно.

Серж. Тебе, Марк, не хватает юмора. В самом деле, не хватает юмора, старина. Мы как раз сошлись в этом с Иваном на днях, тебе не хватает юмора. Куда это кстати он запропастился? Никогда не придет вовремя, черт знает что! Мы пропустили сеанс!

Марк…Иван говорит, что мне не хватает юмора?…

Серж. Иван, как и я, считает, что в последнее время тебе не достает чуть-чуть чувства юмора…

Марк. Значит, когда вы виделись в последний раз, Иван сказал тебе, что ему очень нравится твоя картина, а что мне не достает чувства юмора…

Серж. Да, в самом деле, именно так, картина очень понравилась. И честное слово… Что ты там глотаешь?

Марк. «Игнациа».

Перейти на страницу:

Похожие книги

Забытые пьесы 1920-1930-х годов
Забытые пьесы 1920-1930-х годов

Сборник продолжает проект, начатый монографией В. Гудковой «Рождение советских сюжетов: типология отечественной драмы 1920–1930-х годов» (НЛО, 2008). Избраны драматические тексты, тематический и проблемный репертуар которых, с точки зрения составителя, наиболее репрезентативен для представления об историко-культурной и художественной ситуации упомянутого десятилетия. В пьесах запечатлены сломы ценностных ориентиров российского общества, приводящие к небывалым прежде коллизиям, новым сюжетам и новым героям. Часть пьес печатается впервые, часть пьес, изданных в 1920-е годы малым тиражом, републикуется. Сборник предваряет вступительная статья, рисующая положение дел в отечественной драматургии 1920–1930-х годов. Книга снабжена историко-реальным комментарием, а также содержит информацию об истории создания пьес, их редакциях и вариантах, первых театральных постановках и отзывах критиков, сведения о биографиях авторов.

Александр Данилович Поповский , Александр Иванович Завалишин , Василий Васильевич Шкваркин , Виолетта Владимировна Гудкова , Татьяна Александровна Майская

Драматургия