Пьесы и сценарии

4-Я ЖЕНЩИНА. Подавились бы они этим селёдочным хвостом, гады!

Входит Кукоч, идёт к задумавшейся Гране, садится неподалёку от неё.

КУКОЧ. Ну, Граня, как тебе лагерёк?

Граня молчит.

Доходиловка подходящая. Хотя, как говорится, если работяга в ложке нуждается — это ещё лагерь хороший. Доходиловка — когда миску пьют через бортик.

Граня молчит.

Попухли мы на этом этапе. Всё производство обошёл — ничего не могу выдумать. Придётся там, в зоне, покомбинировать. Уже врач у меня на крючке.

ГРАНЯ. Зачем ты мне всё это говоришь?

КУКОЧ. А кому мне говорить? (Пауза.) Четыре года я в лагерях сижу — дня на общих не работал и не буду! По трупам пройду — но устроюсь.

ГРАНЯ. Я знаю.

КУКОЧ. Ты таким тоном, будто меня упрекаешь. На твоей совести, наверно, побольше.

ГРАНЯ. Может, и больше. Но на войне как-то н-не так. Я не могу объяснить, но н-не так…

КУКОЧ. Да то же самое! Подлый предрассудок! Десятки людей ты подстрелила — тебе за это ордена на грудь, и ты фасонишься. А первого лично хлопнула — тебе десять лет. (Не давая возразить, горячо.) Оставь эту дурацкую честность! Ещё никто честный срока не досидел. Ты — первый год, ты ещё не поняла. Сегодня же вечером я начну действовать. Я сделаю всё — для двоих!

ГРАНЯ. Делай — для одного…

КУКОЧ. Я выстелю тебе лагерь так — ты не заметишь, что здесь проволока! Тебе ещё десять лет сидеть, Граня, подумай! Ты на воле б только рот разинула, когда б я мимо тебя на машине пронёсся. Я инженер, я талантливый человек, я концентрированная энергия, блестящий собеседник, ты не понимаешь этого, — кем бы я был, если бы не сел!

ГРАНЯ. На что мне твой ум?

КУКОЧ. Ты фронт забудь! и волю забудь! Здесь — свои законы жизни. Здесь — ГУЛАГ, незримая страна, которой нет в географиях, психологиях и историях, та знаменитая страна, в которой девяносто девять плачут — один смеётся!! Я предпочитаю — смеяться!

ГРАНЯ. А мне — не смешно.

КУКОЧ (гладя её руки). Мне будет жаль тебя упустить. Но — обойдусь. А ты? Ты пока бригадиршей была, ты ещё не отведала общих работ! Ты скоро-скоро потеряешь эту гордость, этот румянец и за пятьсот грамм слипшегося хлеба ляжешь в постель к такому ничтожеству… Граня!

ГРАНЯ (отнимая руку). Ладно. Сдохну под сосной. Я запуталась. Я сама не могу понять… Уйди, пожалуйста… Уйди!

Кукоч подымается, некоторое время стоит, потом медленно уходит. Женщины похоронно-медленно носят носилки с мусором.

Разрисованный занавес.

КАРТИНА 4

Маленькая голая комната в здании барачной постройки. На единственном окне — марлевая занавеска. Дверь из свежей неокрашенной фанеры. Один стол — наискось в углу (на стене — дощечка: «Зав. производством»), другой — у задней стены (дощечка: «Нарядчик»). Две-три табуретки да нелепая скамейка посреди комнаты, на дороге.

Электрический свет, за окном темно.

Сидят: за главным столом — Нержин в шерстяной гимнастёрке, сбок стола приезжий надзиратель, старик в истёртой шинели с голубыми погонами и лычками сержанта; за другим столом — Костя, тоже в новой офицерской гимнастёрке с широким офицерским ремнем. Он не выпускает изо рта папиросы и похож на Маяковского.

НАДЗИРАТЕЛЬ. Ну, поищи, поищи! С малыми сроками. Понимаешь… Не положено тебе об этом говорить, да вы и сами всё знаете… Командировка у нас лесная, глушь, охрана слабая, всё инвалиды вроде меня, демобилизации не дождёмся… Десятилетников я не могу брать.

НЕРЖИН (раздражённо). Откуда я вам, сержант, наберу малосрочников? Я виноват, что трибуналы меньше десяти не дают? Ну вот, пожалуйста, восемь лет. Берёте? (Просматривает список.)

НАДЗИРАТЕЛЬ. Восемь? Ладно, давай.

НЕРЖИН (записывает). Калашникова Акулина Демьяновна.

НАДЗИРАТЕЛЬ. Специальность какая?

НЕРЖИН. Никакая. Домохозяйка. Лес валить — какая специальность!

НАДЗИРАТЕЛЬ (вздыхает). Старуха, наверно.

НЕРЖИН. Тысяча девятисотого года, сорок пять лет. (Пишет.) Статья… пятьдесят восемь-восемь…

НАДЗИРАТЕЛЬ (живо). Чего-чего? Террор?

НЕРЖИН. Террор. Да через девятнадцатую — намеревалась только… Наверно, на базаре чего сболтнула.

НАДЗИРАТЕЛЬ (пальцем не даёт Нержину писать). Не-не, террору не могу. Вычёркивай.

НЕРЖИН. Ну, сержант, я тоже так не могу. Мне надо сейчас ночью весь новый этап по бригадам разбить, в продстол — разнарядку, утром — на работу. Когда мне с вами возиться? Выбирайте сами! (Суёт ему список.)

НАДЗИРАТЕЛЬ. Слушай, я без очков не вижу. и вообще неграмотный. Ну, я тогда с нарядчиком…

НЕРЖИН. и нарядчик занят, не трогайте.

НАДЗИРАТЕЛЬ. Да, вот ещё что! Ты мне парикмахера обязательно дай. Был у нас хороший парикмахер, грузин, дезертир, дай Бог ему здоровья, ну — по амнистии освободился. Теперь третий месяц лохматые все ходим — и зэки, и охрана.

КОСТЯ. Парикмахера? Подожди-ка. (Подходит, берёт список.) Вот что, старина, ты уваливай на вахту, тут сейчас с работы придут, шум, бригадиры, я к тебе на вахту приду — за полчаса отберём. Лапа будет? Две пачки «Беломору».