Читаем Пьесы и сценарии полностью

НАДЗИРАТЕЛЬ. «Прибоя».

КОСТЯ. За шестьдесят работяг — две пачки «Прибоя»?

НАДЗИРАТЕЛЬ. А парикмахер будет?

КОСТЯ. Ещё «Катюши» пачку прибавишь. Не темни! Из посылок берёшь.

НАДЗИРАТЕЛЬ. Ну, лады, только приходи побыстрей, машины вот-вот… (Уходит.)

НЕРЖИН. Костя! Тут и так работы с новым этапом, на хрена ты связался?

КОСТЯ. Вот ты ещё… олень! Ты ещё ничего не понимаешь. Я ему доходяг спихну, и из нового этапа, и из своих. Зима подойдёт — все в санчасть, косить, дрыном не отгонишь. Я знаю! Пусть едут. (Хлопает в ладоши.) Ангел!

В дверях появляется Ангел — молодой однорукий дневальный.

НЕРЖИН. За что его Ангелом зовут?

КОСТЯ. А он по лагерю летает и рукавом пустым махает, как крылом. Ангел! Из нового этапа вызови ты мне… (Смотрит в список.) Негневицкую. Любка зовут. На цырлах!

АНГЕЛ. Есть Негневицкую Любку на цырлах! (Убегает.)

КОСТЯ. Вот она — парикмахер. Я пошёл. (Из дверей, подмигивая.) Курить — будем!

Соткнувшись с ним в дверях, входит бухгалтер Белоботников, хромой старик в валенках.

БЕЛОБОТНИКОВ (ещё не прикрыв за собой двери, громко). Тут строёвку подписать, Глеб Викентьич! (Закрыв дверь, хромает к столу. Оглядываясь, тихо.) Против вас заговор, Глеб Викентьич! Соломон, Титок, потом Рубен-кладовщик, Посошков-комендант и этот… Ка-Вэ-Че. Я инвалид, меня на общие не погонят, только сердце горит, Глеб Викентьич! В бухгалтерии сижу — всё слышу. Начальника лагеря ждут, чтоб на вас накапать. Книгу приказов у Соломона отберите, отберите книгу приказов! и нарядчику не доверяйте, он и нашим и вашим. Аморальный человек!

НЕРЖИН (оживляясь). Спасибо, папаша! Я их — огневым налётом! Ста-пятидесяти-двух!

БЕЛОБОТНИКОВ. Но — осторожней. Они и срок пришить мастера. В нашем лагере вторые срока клепают — у-у!

Нержин угасает. Входит пышная Бэлла.

БЭЛЛА. Вы разрешите?

Белоботников ухрамывает.

Будем знакомы. (Протягивает руку.)

Нержин пожимает.

(Плавно садится.)

НЕРЖИН (над бумагами, нервно). Быстренько — что?

БЭЛЛА (ничуть не торопясь). Вы не представляете, как приятно видеть за этим столом не какого-нибудь лагерного хама, а образованного интеллигентного человека. Все лучшие люди нашего лагеря просто встрепенулись при вашем назначении.

НЕРЖИН. Какой я интеллигент! Четыре года — солдат, теперь — арестант.

БЭЛЛА. Ах, оставьте, ведь я же вижу человека! Я сама из хорошей семьи.

НЕРЖИН. Очень прошу вас, ближе к…

БЭЛЛА. Вам на первых порах необходимо поставить на все ключевые посты своих людей. Без этого у вас не будет реальной силы. В частности, речь идёт о хлеборезке. Я раньше уже там работала. Меня сняли на общие работы по ложному обвинению, будто я недовешиваю пайки. Вы можете полностью на меня рассчитывать. Если я буду работать в хлеборезке, то минимум три килограмма в день всегда ваши.

НЕРЖИН. Слушайте, мне лично…

БЭЛЛА. Не вам, не вам лично! Конечно, вы не станете кушать чёрного хлеба! Но — продать, но поменять на водку, но кого-то, так сказать, премировать, — ведь вам же надо будет расплачиваться с преданными вам людьми. А как же? Вы ещё молодой лагерник, вы поймёте это потом.

НЕРЖИН. Простите, вы — по какой статье?

БЭЛЛА. Какое это имеет значение? По сто седьмой.

НЕРЖИН. Спекуляция?

БЭЛЛА. Боже мой, какая спекуляция! Пенициллин, патефонные иголки. Очень выгодно, чистенько. (Кладёт на стол Нержина что-то в бумажке.)

НЕРЖИН. А это что?

БЭЛЛА. Это так… вам… На начало жизни. Полкуска.

НЕРЖИН (не разворачивая). Какого куска?

БЭЛЛА. Боже мой, ну, кусок — значит тысяча.

НЕРЖИН. Ни в коем случае! Ни в коем случае! Возьмите сию минуту! (Силой отдаёт.)

Стук.

Да-да!

Робко входят 1-я и 2-я студентки, ещё прилично одетые.

ОБЕ. Разрешите, товарищ начальник?

1-Я. У нас к вам большая просьба…

2-Я. Нас только сегодня привезли…

1-Я. и уже ходят слухи, что отправят дальше.

НЕРЖИН. Да, отправят.

1-Я. У нас к вам очень большая просьба — оставьте нас здесь!

2-Я. и главное — не разлучайте!

Бэлла уходит с достоинством.

НЕРЖИН. Статья?

2-Я. Пятьдесят восьмая конечно.

НЕРЖИН. Пятьдесят восьмая? Хорошо, оставлю. Вы — кто, девочки, будете?

1-Я. Студентки.

НЕРЖИН. Какого института?

1-Я. Бывшего Историко-Философско-Литературного, потом влился…

НЕРЖИН. Ах МИФЛИ! Запорожская сечь свободной мысли?! Германа Никитича Медноборова знали?

1-Я. Ой, как же! Он у нас читал.

2-Я. Какая встреча! А вы…?

1-Я. Среди студентов после войны такие аресты!

НЕРЖИН. Тш-ш! Вы не думайте, что здесь — можно говорить свободно. У вас — по десятке?

ОБЕ (вместе). Нет, по пять лет!

НЕРЖИН. Так тем более берегитесь! Лагерный срок навесят — не оглянетесь.

ЛЮБА (быстро входит). Вы меня звали?

НЕРЖИН. Фамилия?

ЛЮБА. Негневицкая.

НЕРЖИН. Звал. Ну, хорошо, девочки, мы ещё поговорим.

Перейти на страницу:

Все книги серии Солженицын А.И. Собрание сочинений в 30 томах

В круге первом
В круге первом

Во втором томе 30-томного Собрания сочинений печатается роман «В круге первом». В «Божественной комедии» Данте поместил в «круг первый», самый легкий круг Ада, античных мудрецов. У Солженицына заключенные инженеры и ученые свезены из разных лагерей в спецтюрьму – научно-исследовательский институт, прозванный «шарашкой», где разрабатывают секретную телефонию, государственный заказ. Плотное действие романа умещается всего в три декабрьских дня 1949 года и разворачивается, помимо «шарашки», в кабинете министра Госбезопасности, в студенческом общежитии, на даче Сталина, и на просторах Подмосковья, и на «приеме» в доме сталинского вельможи, и в арестных боксах Лубянки. Динамичный сюжет развивается вокруг поиска дипломата, выдавшего государственную тайну. Переплетение ярких характеров, недюжинных умов, любовная тяга к вольным сотрудницам института, споры и раздумья о судьбах России, о нравственной позиции и личном участии каждого в истории страны.А.И.Солженицын задумал роман в 1948–1949 гг., будучи заключенным в спецтюрьме в Марфино под Москвой. Начал писать в 1955-м, последнюю редакцию сделал в 1968-м, посвятил «друзьям по шарашке».

Александр Исаевич Солженицын

Проза / Историческая проза / Классическая проза / Русская классическая проза
Раковый корпус
Раковый корпус

В третьем томе 30-томного Собрания сочинений печатается повесть «Раковый корпус». Сосланный «навечно» в казахский аул после отбытия 8-летнего заключения, больной раком Солженицын получает разрешение пройти курс лечения в онкологическом диспансере Ташкента. Там, летом 1954 года, и задумана повесть. Замысел лежал без движения почти 10 лет. Начав писать в 1963 году, автор вплотную работал над повестью с осени 1965 до осени 1967 года. Попытки «Нового мира» Твардовского напечатать «Раковый корпус» были твердо пресечены властями, но текст распространился в Самиздате и в 1968 году был опубликован по-русски за границей. Переведен практически на все европейские языки и на ряд азиатских. На родине впервые напечатан в 1990.В основе повести – личный опыт и наблюдения автора. Больные «ракового корпуса» – люди со всех концов огромной страны, изо всех социальных слоев. Читатель становится свидетелем борения с болезнью, попыток осмысления жизни и смерти; с волнением следит за робкой сменой общественной обстановки после смерти Сталина, когда страна будто начала обретать сознание после страшной болезни. В героях повести, населяющих одну больничную палату, воплощены боль и надежды России.

Александр Исаевич Солженицын

Проза / Классическая проза / Классическая проза ХX века
Архипелаг ГУЛАГ. Книга 1
Архипелаг ГУЛАГ. Книга 1

В 4-5-6-м томах Собрания сочинений печатается «Архипелаг ГУЛАГ» – всемирно известная эпопея, вскрывающая смысл и содержание репрессивной политики в СССР от ранне-советских ленинских лет до хрущёвских (1918–1956). Это художественное исследование, переведенное на десятки языков, показало с разительной ясностью весь дьявольский механизм уничтожения собственного народа. Книга основана на огромном фактическом материале, в том числе – на сотнях личных свидетельств. Прослеживается судьба жертвы: арест, мясорубка следствия, комедия «суда», приговор, смертная казнь, а для тех, кто избежал её, – годы непосильного, изнурительного труда; внутренняя жизнь заключённого – «душа и колючая проволока», быт в лагерях (исправительно-трудовых и каторжных), этапы с острова на остров Архипелага, лагерные восстания, ссылка, послелагерная воля.В том 4-й вошли части Первая: «Тюремная промышленность» и Вторая: «Вечное движение».

Александр Исаевич Солженицын

Проза / Русская классическая проза

Похожие книги

Общежитие
Общежитие

"Хроника времён неразумного социализма" – так автор обозначил жанр двух книг "Муравейник Russia". В книгах рассказывается о жизни провинциальной России. Даже московские главы прежде всего о лимитчиках, так и не прижившихся в Москве. Общежитие, барак, движущийся железнодорожный вагон, забегаловка – не только фон, место действия, но и смыслообразующие метафоры неразумно устроенной жизни. В книгах десятки, если не сотни персонажей, и каждый имеет свой характер, своё лицо. Две части хроник – "Общежитие" и "Парус" – два смысловых центра: обывательское болото и движение жизни вопреки всему.Содержит нецензурную брань.

Владимир Макарович Шапко , Владимир Петрович Фролов , Владимир Яковлевич Зазубрин

Драматургия / Малые литературные формы прозы: рассказы, эссе, новеллы, феерия / Советская классическая проза / Самиздат, сетевая литература / Роман