Читаем Пьесы и сценарии полностью

ТИЛИЯ. Ну, я сразу почувствовала, что мы с тобой единомышленники! Ты знаешь, папку я лечу сама. У нас вот (вскакивает, приносит) «Справочник практического врача». Для образованного человека — что может быть лучше? Не доверяться этим равнодушным предвзятым шаманам, а самому выяснить патогенез, избрать лечение. Ну, у папки что, например? (Листает.) Вот — аментивный синдром. Это больные нервы. Симптомы такие: колебания аффектов, обманы чувств. В чём обманы чувств? Ревнует. Если бы ты не был мой родной племянник, то вот за эти несколько поцелуев мне б уже влетело. Тут к соседу приезжал его аспирант, африканец Кабимба. и мы с ним просто плавали, что тут такого?..

МАВРИКИЙ (останавливая). Тили-Ти!

ТИЛИЯ. Папочка! В тебе говорят расовые предрассудки! Чем африканец хуже тебя? Двадцатый век есть век равенства наций… А вообще, у нас выработан режим: папе ничего мясного, мне ничего мучного, поменьше солёного, регулярная прочистка желудка…

МАВРИКИЙ. Засоренный желудок — это страшное дело!

ТИЛИЯ. Это ужас! Так пусть слабительное по вечерам, но зато еда — радость жизни! и вот профессор Крэйг в расцвете творческих сил, а я…

МАВРИКИЙ. Ну, насчёт меня-то…

ТИЛИЯ. А что насчёт тебя? Тебе семьдесят лет, но ещё не выяснилась болезнь, от которой ты мог бы умереть.

МАВРИКИЙ. Сердце…

ТИЛИЯ. Эт-то самовнушение! Ты бодр, справляешься с хозяйством, у тебя целы зубы. Ах, Алекс, недавно был юбилей Маврикия — банкетик тысячи на три дукатов! Гостей! Телеграмм! От композиторов! Дирижёров!

МАВРИКИЙ. Прожёвывай! Прожёвывай.

ТИЛИЯ. Ты прекрасно ещё можешь работать! Пусть ты оставил лекции, но именно теперь ты обязан написать новую книгу.

МАВРИКИЙ. Где уж мне новую…

ТИЛИЯ. Ну, хотя бы переиздать старую!

МАВРИКИЙ. Тили-Ти, для этого надо добавить в неё свежих идей.

ТИЛИЯ. Так добавь свежих идей! Уж не говорю, что у меня гарнитур — лавка древностей, но с ума сойдёшь от одного позора ездить в этом корыте…

МАВРИКИЙ. Спортивный седан позапрошлогодней марки…

ТИЛИЯ. Аб-солютно устаревшей конструкции! Меня гложет мечта иметь кабриолет «Супер-88» цвета «брызги бургундского» на триста пятьдесят лошадиных сил! Так у папки не хватает денег!

АЛЕКС. Ну, деньги вы соберёте.

ТИЛИЯ. Ты рассказывай, рассказывай, что же всё мы да мы! Где ты работаешь? Сколько зарабатываешь? Женат ли? Есть ли у тебя дети?.. Дети, дети!


По дорожке сзади пробегает Джум, резвясь с мячом.


Сыну девятнадцать, и уж он начинает шалить с девушками.

МАВРИКИЙ. Хороши шалости, когда приходится оплачивать аборты.

ТИЛИЯ. Но ты бы не хотел иметь эту девку невесткой? Надо радоваться, что у малыша, по крайней мере, здравый смысл.


Джум прислушивается, подходит.


Но ты прав, ты прав! Надо его женить — категорически! Причём на самой простой девушке из народа, пусть поменьше этого образования…

МАВРИКИЙ (вспыхивает). Что за чушь? Какую там ещё из народа?..

ДЖУМ. А что мне на её интеллигентности — суп варить?

ТИЛИЯ. Мы задыхаемся без женских рук! Некому пуговицы пришить. У нас даже в муке моль завелась. Постепенно ты её обучишь, передашь ей плиту и сковородки.

ДЖУМ. Да чего ты споришь, отецка? Кому жениться — тебе или мне? Моя мать дальновидная женщина, она умеет жить.

ТИЛИЯ. У нас будет гармоничная жизнь. Она будет скользить по дому с тряпкой и вытирать пыль.

МАВРИКИЙ (гневаясь). Да вы что, уже сговорились? Мы для этого растили сына?

ТИЛИЯ. Мавр! Положи валидол! Положи валидол и не делай страшных глаз! Я этого не люблю. Почему тебя оскорбляет невестка из народа? Разве ты не чувствуешь, что весь наш век дышит демократией? Надо действовать в духе века! Уж у себя-то в редакции я всегда знаю дух века.

АЛЕКС. А что за редакция?


Джум убегает с мячом.


ТИЛИЯ. Журнал «Альголь», слышал?

АЛЕКС. Политический?

ТИЛИЯ. Да так… международное ревю. (Вскакивает, приносит пару ярких журналов.) Вот!

АЛЕКС. Альголь — так называется бета в созвездии Персея, это «звезда дьявола»? (Берёт журналы, перелистывает.)

ТИЛИЯ. Возможно, возможно, что-то в этом роде. Платят мне там немного, я не для денег, а — общее развитие, интеллектуальная жизнь…

МАВРИКИЙ. Тили не могла бы сидеть дома хозяйничать. Она бы задохнулась.

ТИЛИЯ. Я бы задохнулась!.. Я люблю — жизнь, Алекс! Я люблю жизнь во всех её проявлениях! В конце концов, мы живём на свете один раз! Ничего нельзя упустить!

АЛЕКС. Меловая бумага, цветная печать… и кажется, только внешние проблемы?

ТИЛИЯ. Ну, с внутренними-то у нас всё в порядке, о чём писать?! А внешние — да. Что у нас? Обзор заокеанских стран, их экономических пороков, их социальных язв. Участвуем в основных кампаниях. Боремся за мир, за то, чтобы перевес сил был всегда на нашей стороне…

МАВРИКИЙ. и только благодаря усилиям их журнала мир на планете ещё как-то держится.

ТИЛИЯ. Сколько энергии! Сколько искусства! Постоянная взбудораженная атмосфера редакции! То интервью, то заседание, то правка… Ты не представляешь, Алекс, как я кручусь и как мне некогда!

Перейти на страницу:

Все книги серии Солженицын А.И. Собрание сочинений в 30 томах

В круге первом
В круге первом

Во втором томе 30-томного Собрания сочинений печатается роман «В круге первом». В «Божественной комедии» Данте поместил в «круг первый», самый легкий круг Ада, античных мудрецов. У Солженицына заключенные инженеры и ученые свезены из разных лагерей в спецтюрьму – научно-исследовательский институт, прозванный «шарашкой», где разрабатывают секретную телефонию, государственный заказ. Плотное действие романа умещается всего в три декабрьских дня 1949 года и разворачивается, помимо «шарашки», в кабинете министра Госбезопасности, в студенческом общежитии, на даче Сталина, и на просторах Подмосковья, и на «приеме» в доме сталинского вельможи, и в арестных боксах Лубянки. Динамичный сюжет развивается вокруг поиска дипломата, выдавшего государственную тайну. Переплетение ярких характеров, недюжинных умов, любовная тяга к вольным сотрудницам института, споры и раздумья о судьбах России, о нравственной позиции и личном участии каждого в истории страны.А.И.Солженицын задумал роман в 1948–1949 гг., будучи заключенным в спецтюрьме в Марфино под Москвой. Начал писать в 1955-м, последнюю редакцию сделал в 1968-м, посвятил «друзьям по шарашке».

Александр Исаевич Солженицын

Проза / Историческая проза / Классическая проза / Русская классическая проза
Раковый корпус
Раковый корпус

В третьем томе 30-томного Собрания сочинений печатается повесть «Раковый корпус». Сосланный «навечно» в казахский аул после отбытия 8-летнего заключения, больной раком Солженицын получает разрешение пройти курс лечения в онкологическом диспансере Ташкента. Там, летом 1954 года, и задумана повесть. Замысел лежал без движения почти 10 лет. Начав писать в 1963 году, автор вплотную работал над повестью с осени 1965 до осени 1967 года. Попытки «Нового мира» Твардовского напечатать «Раковый корпус» были твердо пресечены властями, но текст распространился в Самиздате и в 1968 году был опубликован по-русски за границей. Переведен практически на все европейские языки и на ряд азиатских. На родине впервые напечатан в 1990.В основе повести – личный опыт и наблюдения автора. Больные «ракового корпуса» – люди со всех концов огромной страны, изо всех социальных слоев. Читатель становится свидетелем борения с болезнью, попыток осмысления жизни и смерти; с волнением следит за робкой сменой общественной обстановки после смерти Сталина, когда страна будто начала обретать сознание после страшной болезни. В героях повести, населяющих одну больничную палату, воплощены боль и надежды России.

Александр Исаевич Солженицын

Проза / Классическая проза / Классическая проза ХX века
Архипелаг ГУЛАГ. Книга 1
Архипелаг ГУЛАГ. Книга 1

В 4-5-6-м томах Собрания сочинений печатается «Архипелаг ГУЛАГ» – всемирно известная эпопея, вскрывающая смысл и содержание репрессивной политики в СССР от ранне-советских ленинских лет до хрущёвских (1918–1956). Это художественное исследование, переведенное на десятки языков, показало с разительной ясностью весь дьявольский механизм уничтожения собственного народа. Книга основана на огромном фактическом материале, в том числе – на сотнях личных свидетельств. Прослеживается судьба жертвы: арест, мясорубка следствия, комедия «суда», приговор, смертная казнь, а для тех, кто избежал её, – годы непосильного, изнурительного труда; внутренняя жизнь заключённого – «душа и колючая проволока», быт в лагерях (исправительно-трудовых и каторжных), этапы с острова на остров Архипелага, лагерные восстания, ссылка, послелагерная воля.В том 4-й вошли части Первая: «Тюремная промышленность» и Вторая: «Вечное движение».

Александр Исаевич Солженицын

Проза / Русская классическая проза

Похожие книги

Общежитие
Общежитие

"Хроника времён неразумного социализма" – так автор обозначил жанр двух книг "Муравейник Russia". В книгах рассказывается о жизни провинциальной России. Даже московские главы прежде всего о лимитчиках, так и не прижившихся в Москве. Общежитие, барак, движущийся железнодорожный вагон, забегаловка – не только фон, место действия, но и смыслообразующие метафоры неразумно устроенной жизни. В книгах десятки, если не сотни персонажей, и каждый имеет свой характер, своё лицо. Две части хроник – "Общежитие" и "Парус" – два смысловых центра: обывательское болото и движение жизни вопреки всему.Содержит нецензурную брань.

Владимир Макарович Шапко , Владимир Петрович Фролов , Владимир Яковлевич Зазубрин

Драматургия / Малые литературные формы прозы: рассказы, эссе, новеллы, феерия / Советская классическая проза / Самиздат, сетевая литература / Роман