Читаем Пьесы и сценарии полностью

МАВРИКИЙ. Ду-рак!.. Ага! (Встаёт к плите.) Вот самое время есть отбивную! Вот когда она сочится! (Подаёт.) Клади горошку. А главное — вот эту подливку. Секретом этой подливки обладают немногие на нашем континенте. Я — в их числе.

АЛЕКС. Дядя Маврикий! Не надо. Я отучаюсь есть по стольку. Большую часть того, что мы едим, мы проглатываем совершенно безполезно.

МАВРИКИЙ. Так, так… (Накладывает ему.) В тебе проступают явные черты мозгового сдвига. Еда — радость жизни, а ты от неё отучаешься! А тебе она безполезна! Я думал, ты действительно набрался здоровых мыслей в тюрьме. Но я разочарован. (Наливает.) Пей!

Алекс пьёт.

Да похвали же вино, мерзавец!..

АЛЕКС. Очень тонкое.

МАВРИКИЙ. Я думаю! Вино — от Гарфа-старшего. Наконец, с тех пор как тебя освободили, прошло пять лет. Где же ты был?

АЛЕКС. Там и оставался.

МАВРИКИЙ. В Каледонии?

АЛЕКС. У-гм. В маленьком домике на краю огромной пустыни.

МАВРИКИЙ. У тебя не было денег выехать?

АЛЕКС. Не денег. (Пауза.) Убеждений.

МАВРИКИЙ. и на таких убеждениях ты стоишь до сих пор?

АЛЕКС. Да. Почти.

МАВРИКИЙ (машет). Не устоишь! Перед жизнью? — не устоишь! Но всё-таки там был… посёлок?

АЛЕКС. Посёлок. Я преподавал в школе.

МАВРИКИЙ. Но позволь! Но там, наверно, ни водопровода! ни канализации! ни газа…

АЛЕКС (смеётся). Какого там газа! На краю посёлка даже не было электричества.

МАВРИКИЙ. Э-лек-тричества?! Так это каменный век! Чем же ты освещался?

АЛЕКС. Свечой.

МАВРИКИЙ. Ослепнуть можно!

АЛЕКС. А у Платона был аккумулятор? У Моцарта — двести двадцать вольт? При свече, дядюшка, открывается сердце. А выйдешь наружу — ветер из степи, тянет запах диких трав! — у-у! и вот именно без электричества, если уж всходит над пустыней луна — так вся вселенная залита луной! — ты помнишь ли это хоть с детства, дядя?! Что вы тут моргаете сквозь фонари?..

МАВРИКИЙ. Луна? Сколько тебе лет? Я тебе завидую.

Вбегает Джум, глядя не сюда, на море.

ДЖУМ. Маврушка! Смотри, наш сосед не успел дачу купить, а уже на воде, на лыжах! А мы здесь третье лето живём — ты не можешь мне водного слалома обезпечить, Маврушка?

МАВРИКИЙ (гневно). Как ты с отцом разговариваешь, негодяй?

ДЖУМ (заметил незнакомого). Виноват, я хотел сказать — отецка.

МАВРИКИЙ. А если отец, так можно на голову садиться? Тебе яхты мало? Тебе аквалангов мало?

ДЖУМ (с достоинством). Я не искал конфликта, отецка! Но я тебя честно информирую: мне нужен водный слалом. Не в твоих интересах вынуждать меня изыскивать средства самому.

МАВРИКИЙ. Какие к чёрту средства? Откуда они у тебя возьмутся?

ДЖУМ. Я найду. Но учёба моя может при этом пострадать. (Уходит.)

МАВРИКИЙ (вдогонку). Да уж она и так страдалица, куда дальше?.. Чёрт знает, до шести лет казалось забавным, что он называет меня Маврушкой. А теперь плетью не вышибешь. (Расстроен.) Что ж ты не скажешь? — кофе налить. (Наливает.) У тебя деньги-то есть, Алекс? Нужны? Скажи честно. (Отвернув фартук, вытягивает бумажник.) Две-три сотни я тебе дам?

АЛЕКС. Нет-нет, дядя, у меня есть. и вообще — мне очень мало нужно.

МАВРИКИЙ. Где ж не нужно? Ты одет смотри как.

АЛЕКС. А как? Дырок нет.

МАВРИКИЙ. Ч-чёрт его знает, у тебя понятия!

АЛЕКС. Вот кофе — наслаждение. Сто лет такого не пил.

МАВРИКИЙ. Ага! Значит, ты не безнадёжен. Выпьешь вторую?.. Кофе надо покупать только у Стилихона, и чтобы мололи при тебе.

АЛЕКС. Скажи, дядя Маврикий… А где… твоя дочь?

МАВРИКИЙ. Альда? Да, вообще, где-то в нашем городе.

АЛЕКС. А что она делает?

МАВРИКИЙ. Откровенно говоря — не знаю.

АЛЕКС. Вы так давно не виделись?

МАВРИКИЙ. Нет, почему? Вот недавно в консерватории отмечали моё семидесятилетие — она пришла. Смотрю — сидит в конце стола. Такая… одухотворённая мордочка. Я её представил обществу, все удивлялись, что у меня дочь. Ну, а поговорить не удалось.

АЛЕКС. Значит, вы совсем не видитесь?

МАВРИКИЙ. Нет, она бывала. После войны. Вскоре после смерти её матери. Она приходила, мы её приласкали. Тилия к ней очень хорошо относится. Но Альда сама как-то… чуждается.

АЛЕКС. Я помню её ещё школьницей — такой прелестной живой девчёнкой лет пятнадцати. У тебя нет фотографии тех времён?

МАВРИКИЙ. и тех должна быть, и на юбилее её сфотографировали. Да постой, альбомы здесь, на даче, я тебе покажу.

АЛЕКС. Мне очень хочется её найти. Но справки мне не дали. Она, вероятно, не под твоей фамилией?

МАВРИКИЙ. Даже не скажу. Она носила фамилию мужа.

АЛЕКС. Разошлись?..

МАВРИКИЙ. Первого. А потом был второй.

АЛЕКС. Ах, вот что… Так она сейчас…

МАВРИКИЙ. Нет, сейчас не замужем. Вообще-то, ты прав, положение ненормальное: не знать, где и что дочь родная… Я даже сам не понимаю, как это получилось. Ты, если найдёшь её, приводи обязательно, приводи!

АЛЕКС. Она мечтала стать пианисткой. Не стала?

Перейти на страницу:

Все книги серии Солженицын А.И. Собрание сочинений в 30 томах

В круге первом
В круге первом

Во втором томе 30-томного Собрания сочинений печатается роман «В круге первом». В «Божественной комедии» Данте поместил в «круг первый», самый легкий круг Ада, античных мудрецов. У Солженицына заключенные инженеры и ученые свезены из разных лагерей в спецтюрьму – научно-исследовательский институт, прозванный «шарашкой», где разрабатывают секретную телефонию, государственный заказ. Плотное действие романа умещается всего в три декабрьских дня 1949 года и разворачивается, помимо «шарашки», в кабинете министра Госбезопасности, в студенческом общежитии, на даче Сталина, и на просторах Подмосковья, и на «приеме» в доме сталинского вельможи, и в арестных боксах Лубянки. Динамичный сюжет развивается вокруг поиска дипломата, выдавшего государственную тайну. Переплетение ярких характеров, недюжинных умов, любовная тяга к вольным сотрудницам института, споры и раздумья о судьбах России, о нравственной позиции и личном участии каждого в истории страны.А.И.Солженицын задумал роман в 1948–1949 гг., будучи заключенным в спецтюрьме в Марфино под Москвой. Начал писать в 1955-м, последнюю редакцию сделал в 1968-м, посвятил «друзьям по шарашке».

Александр Исаевич Солженицын

Проза / Историческая проза / Классическая проза / Русская классическая проза
Раковый корпус
Раковый корпус

В третьем томе 30-томного Собрания сочинений печатается повесть «Раковый корпус». Сосланный «навечно» в казахский аул после отбытия 8-летнего заключения, больной раком Солженицын получает разрешение пройти курс лечения в онкологическом диспансере Ташкента. Там, летом 1954 года, и задумана повесть. Замысел лежал без движения почти 10 лет. Начав писать в 1963 году, автор вплотную работал над повестью с осени 1965 до осени 1967 года. Попытки «Нового мира» Твардовского напечатать «Раковый корпус» были твердо пресечены властями, но текст распространился в Самиздате и в 1968 году был опубликован по-русски за границей. Переведен практически на все европейские языки и на ряд азиатских. На родине впервые напечатан в 1990.В основе повести – личный опыт и наблюдения автора. Больные «ракового корпуса» – люди со всех концов огромной страны, изо всех социальных слоев. Читатель становится свидетелем борения с болезнью, попыток осмысления жизни и смерти; с волнением следит за робкой сменой общественной обстановки после смерти Сталина, когда страна будто начала обретать сознание после страшной болезни. В героях повести, населяющих одну больничную палату, воплощены боль и надежды России.

Александр Исаевич Солженицын

Проза / Классическая проза / Классическая проза ХX века
Архипелаг ГУЛАГ. Книга 1
Архипелаг ГУЛАГ. Книга 1

В 4-5-6-м томах Собрания сочинений печатается «Архипелаг ГУЛАГ» – всемирно известная эпопея, вскрывающая смысл и содержание репрессивной политики в СССР от ранне-советских ленинских лет до хрущёвских (1918–1956). Это художественное исследование, переведенное на десятки языков, показало с разительной ясностью весь дьявольский механизм уничтожения собственного народа. Книга основана на огромном фактическом материале, в том числе – на сотнях личных свидетельств. Прослеживается судьба жертвы: арест, мясорубка следствия, комедия «суда», приговор, смертная казнь, а для тех, кто избежал её, – годы непосильного, изнурительного труда; внутренняя жизнь заключённого – «душа и колючая проволока», быт в лагерях (исправительно-трудовых и каторжных), этапы с острова на остров Архипелага, лагерные восстания, ссылка, послелагерная воля.В том 4-й вошли части Первая: «Тюремная промышленность» и Вторая: «Вечное движение».

Александр Исаевич Солженицын

Проза / Русская классическая проза

Похожие книги

Общежитие
Общежитие

"Хроника времён неразумного социализма" – так автор обозначил жанр двух книг "Муравейник Russia". В книгах рассказывается о жизни провинциальной России. Даже московские главы прежде всего о лимитчиках, так и не прижившихся в Москве. Общежитие, барак, движущийся железнодорожный вагон, забегаловка – не только фон, место действия, но и смыслообразующие метафоры неразумно устроенной жизни. В книгах десятки, если не сотни персонажей, и каждый имеет свой характер, своё лицо. Две части хроник – "Общежитие" и "Парус" – два смысловых центра: обывательское болото и движение жизни вопреки всему.Содержит нецензурную брань.

Владимир Макарович Шапко , Владимир Петрович Фролов , Владимир Яковлевич Зазубрин

Драматургия / Малые литературные формы прозы: рассказы, эссе, новеллы, феерия / Советская классическая проза / Самиздат, сетевая литература / Роман