Пьесы и сценарии

На заднем плане продолжается обыск. Мигают фонари в руках вахтёров, крутит позёмка. Люба ещё стоит неподвижно, потом понуро всходит на крылечко Мерещуна, стучит. Дверь впускает её. На окне силуэтно видно, как, войдя, она снимает платок.

Разрисованный занавес.

В зрительном зале темно. Светят фонари «зоны» на барьере оркестра. Замерли попки на вышках.

Сверху из невидимого динамика — мощный хор молодых горячих голосов:

Мы подымаем знамя!
Товарищи! — сюда!
Идите строить с нами
РЕСПУБЛИКУ ТРУДА!

Верхний свет так и не зажигается.

1954

Кок-Терек

Свет, который в тебе (Свеча на ветру)

ДЕЙСТВУЮЩИЕ ЛИЦА

МАВРИКИЙ КРЭЙГ, профессор-музыковед, 70 лет.

ТИЛИЯ, его третья жена, 40 лет.

ДЖУМ, сын, 19 лет.

АЛЬДА, дочь Маврикия от первого брака, 32 года.

АЛЕКС КОРИЭЛ, математик, племянник Маврикия, 40 лет.

ФИЛИПП РАДАГАЙС, ученый-физик, биокибернетик, 40 лет.

АННА БАНИГЕ (ЭНИ), биолог в лаборатории Радагайса, лет 25.

СИНБАР АТОУЛЬФ, врач в лаборатории Радагайса, лет 27.

ТЕРБОЛЬМ, социолог, кибернетик, 34 года.

ГЕНЕРАЛ

КАБИМБА, африканец, аспирант у Радагайса.

ТЁТЯ ХРИСТИНА, больше 70 лет.

1-Й ДИПЛОМНИК, 2-Й ДИПЛОМНИК — у Радагайса.

ДЕВУШКА из кодовой группы.

Гости на вечере у Радагайса; сынишка Альды лет 5.

КАРТИНА 1

Лёгкий холл. По двери слева и справа. Позади — неограждённый вид на океан. Там проходят парусные яхты, иногда катера с водными слаломистами, всё ослеплено летним дневным солнцем.

Газовая плита, холодильник. Развешана и расставлена разнообразная кухонная посуда, набор сковородок. Поблизости и обеденный стол. Здесь хлопочет Маврикий. Он высок, плотен, у него величавая почти облысевшая голова, пенсне, повязан фартук.

Соты с пластинками, у открытой радиолы сидит Алекс Кориэл. Холл залит радостным рондо из 2-го фортепьянного концерта Бетховена.

МАВРИКИЙ. Один из важных критериев человеческого вкуса — сыр. Какой ты предпочитаешь сыр, Алекс?

АЛЕКС (радостно смеётся, слушает). Не разбираюсь, дядюшка, любой.

МАВРИКИЙ. Лю-бой? Нет, ты таки дикарь! (Подходит ближе.) Может быть, ты…

АЛЕКС. Дядя Маврикий! Почему вот я старую музыку люблю, а новую нет?

МАВРИКИЙ. Может быть, ты и помола кофе не можешь определить, когда пьёшь?

АЛЕКС. А он имеет значение?

МАВРИКИЙ (хохочет, выключает музыку). Нет, ты — совершенный дикарь!!

АЛЕКС. Дядюшка! Дай дослушать!

МАВРИКИЙ. А-а, всё это слышано и переслышано. Подарю я тебе весь ящик, ладно. В сорок лет тебе надо начинать жить с самого начала.

АЛЕКС. Да. Я так и собираюсь.

МАВРИКИЙ. Но с того ли конца ты собираешься? Я у тебя замечаю чудаковатые какие-то высказывания. Нам бы с тобой поговорить, поговорить неторопливо… Ну, иди садись. Сейчас я тебя накормлю за все пятнадцать лет.

АЛЕКС. С фронтом — восемнадцать. (Переходит к столу.)

МАВРИКИЙ. Восемнадцать?!.. Начинай с угря, а отбивная должна дойти медленно, чтоб сохранились соки.

АЛЕКС. Дядя, мне, честное слово, неудобно! Ты из-за меня… всю эту женскую работу…

МАВРИКИЙ (хлопоча у стола, серьёзно). Алекс! Вот в этом треугольнике: холодильник-плита-обеденный стол, моё любимое теперь времяпровождение. Началось когда-то с того, что я никому не доверял варить кофе, но постепенно вник и в другие операции и теперь часто готовлю на всех троих. Ведь чужой человек не может готовить с любовью. и тут надо много сообразительности, знаний, такта. В девяноста пяти случаях хозяйки не приготовляют пищу, а губят её, да будет тебе известно! и осложняется дело тем, что страшно отстают поварские книги. Я подписан на «Вестник гастрономии», он ведётся в согласии с новейшей медициной. Ну, раз ты ничего не понимаешь, то пей, что дают!

Пьют.

Вот этот салат бери. Всё-таки я не могу примириться: почему ты за все годы мне ни разу не написал?

АЛЕКС. А о чём бы, дядюшка, я тебе писал? и — зачем?

МАВРИКИЙ. Чёрт возьми! Что значит — зачем? Хотя бы затем, чтоб я тебе помог! Ведь тебе было несладко? Расскажи хоть толком, как это всё получилось.

АЛЕКС. Судебная ошибка. Все улики так плотно сложились против нас, что опровергнуть их мы были не в силах. Меня и друга моего взяли прямо из армии после войны, осудили на десять лет и послали в Пустынную Каледонию. и там мы отгрохали девять из десяти. Оставалось нам по году, когда нашли настоящего убийцу. Нас освободили, извинились, — но кто бы мог вернуть нам эти девять лет?!

МАВРИКИЙ. Потерянные годы!

АЛЕКС. Нет, не то что потерянные. Это очень сложно. Может быть даже — необходимые…

МАВРИКИЙ. Как это — «необходимые»? Что ж, по-твоему, человеку необходимо сидеть в тюрьме? Проклятье всем тюрьмам!!

АЛЕКС (вздыхает). Нет, не так просто. У меня бывают минуты, когда я говорю: благословение тебе, тюрьма!