Петербургские крокодилы

С первых же слов, сказанных по делу, он получил такой жестокий отпор, что пытаться убедить Карзакову, оказалось несбыточной надеждой… Она твердо держалась принятого решения, ради спасения своего ненаглядного Васи, ради собственного покоя и безопасности, отказаться от миллионов, рассчитывая отречением застраховать себя от всех случайностей.

Видя, что никакие доводы и убеждения не помогают, Голубцов, переменив тему, перевел разговор на личную почву… В это время старик Вознесенский вышел, случайно ли, нарочно ли, но как бы там ни было, едва они остались одни, как адвокат начал прямо и откровенно свое признание.

Молодая женщина слушала его нежно и внимательно, в её ушах еще в первый раз звучала та музыка любви, для которой, порой, женщины забывают и жизнь, и честь… Она не говорила «да», не вымолвила ни слова, не протянула даже руки Голубцову, она была вся слух и внимание, но, когда молодой человек, кончив витиеватое и очень красноречивое вступление, перешел к делу, и в самых изысканных выражениях просил её руки, она вздрогнула и на глазах её показались слезы. Она сама давно уже любила этого красивого молодого человека, жаждала его признания, ловила сердцем каждое его слово, но когда он трогательно и нежно потребовал прямого и положительного ответа, она замялась… Хаос темных бессвязных мыслей промчался в её голове, словно клочья разорванной тучи пронеслись по ясному небосклону… она отдернула руку, которую уже было протянула и слово «да», готовое сорваться с её губ, заменилось иным словом:

— До завтра!.. Завтра скажу ответ… — чуть не вскрикнула она и поднялась со своего места, чтобы бежать.

Напрасно умолял ее Голубцов остаться, выслушать его мольбы и уверения, она была непреклонна.

— Завтра… завтра!.. — твердила она: — я хочу подумать, хочу собраться с мыслями… пустите, оставьте меня!.. Я вам сказала, завтра!.. Сегодня ни слова больше… я не хочу…

Она сделала усилие над собой и вышла из комнаты, оставив Голубцова одного! Не понимая, что вдруг, разом, приключилось с молодой женщиной, он уехал домой встревоженный и далеко уже не с той уверенностью во взгляде, с которой ехал на свидание… За ночь она могла передумать… и тогда что?!

Голубцов долго не мог заснуть… в его практическую голову никак не могло улечься понятие, как это люди, ради собственного покоя, решаются отказаться от миллионов?!.. Нет, он бы не отказался, сам бы пошел на встречу опасности! Деньги, вот вся сила, вся власть!.. И опять воображение начинало рисовать ему всю прелесть, всю мощь богатства, оно было так близко к нему, так доступно… неужели ему, опытному оратору, человеку, умевшему своим словом увлекать целые аудитории, не удастся рассеять опасений молодой, простой, неопытной женщины. Нет… не может быть сомнения, он выйдет, он должен выйти победителем из этой неравной борьбы… В этих сладких грезах он уснул… и ему снились золотые сны…

Карзанова, убежав в свою комнату от Голубцова, долго стояла словно потерянная, устремив глаза в одну точку… Мысли её путались… Она сознавала, что в эти мгновения решается её судьба… а она была не в силах связать свои мысли и решиться на что-либо… Будущее пугало, страшило ее… в полузабытьи она упала на колени перед образом и стала молиться… Через полчаса она встала с колен, словно просветленная и успокоенная — она решилась…

Глава XVIII

Утром следующего дня, когда Голубцов снова приехал к молодой вдове, и застав ее одну, начал вчерашний разговор, она была подготовлена к объяснению, и хотя внутренне волновалась, но спешила маской равнодушии и холодности прикрыть свое волнение.

— Я за ответом, за последним роковым ответом к вам. Бога ради, не томите, не мучайте… — начал он, убедившись, что кроме них в комнате никого нет, и что старик Вознесенский ушел гулять с нянюшкой и маленьким Васей.

— Простите, Илья Васильевич, — тихо отвечала молодая женщина, — вы говорите, что пришли за ответом, но я вам должна сказать, что я еще не вполне поняла вопрос?!

— Если вам доставляет удовольствие глумиться надо мной и над моим чувством… Вы вольны это делать… но… умоляю вас, сжальтесь, оставьте этот тон, будьте по-прежнему доброй, милой, отзывчивой женщиной… — говорил адвокат, садясь все ближе и ближе к Карзановой. Он пытался взять её руку, как вчера, но она отдернула, на глазах её навернулись слезы.

— Илья Васильевич, скажите, чем, как, когда подала я вам повод говорить со мной так… за что вы преследуете меня… Что вам от меня надо?

Бедная, простая женщина совсем спуталась в непривычном для неё объяснении, и не могла скоро подыскать точных выражений.

— Что я в вас ищу, что мне от вас надо?.. Я хочу, я ищу — вашей дружбы… вашего доброго расположения… вашей любви… да… Я, наконец, смею сказать, вашей любви… и если ваше сердце свободно, осмеливаюсь просить руки вашей.