Петербургские крокодилы

— Спасибо вам, большое спасибо… никогда не забуду, что вы нас привезли сюда… здесь хорошо!

— От вас зависит, чтобы это было не в последний раз, — улыбаясь, проговорил Голубцов, всматриваясь своими глубокими проницательными глазами в веселые, смеющиеся глаза молодой женщины… Скажите только слово… каждый вечер ложа к вашим услугам…

— Каждый вечер… что вы… а как же Вася? В голосе Карзановой слышался чуть не испуг.

— Вася теперь мирно почивает… и добрая мама может быть совсем спокойна… Нянюшка, которую я рекомендовал, постоит за себя… и не даст молодца Васю в обиду.

— О, на этот счет я совершенно спокойна, но знаете, не надо и мне слишком приучаться к вашим театрам и выездам… Тем скучнее покажется там.

— Позвольте… После этой фразы я не понимаю, какая же неодолимая сила влечет вас туда, в вашу неприятную мрачную родину, зачем вы хотите бежать столицы, общества, нас, наконец, которые успели полюбить вас, которых глубоко огорчит и опечалит ваш отъезд…

— Ну, полно вам, с глаз долой, из сердца вон!..

— Не судите по-своему!..

— По-своему?.. Я вас не понимаю…

— Я сказал «по-своему», и имел право это сказать… Для вас, кажется, все равно — приехать, своим приездом заставить людей оценить себя. А потом, по одному капризу, вспорхнуть и улететь, меняя новых и глубоко преданных друзей на какую-то туманную, болотную глушь пустынной тайги, словно вам дела нет, ни до тех людей, на которых вы могли произвести глубочайшее впечатление, ни до их чувств, словно у них нет сердца…

— Я не понимаю, что вы говорите, — проговорила в волнении молодая женщина сама, чувствуя, как при этих горячих, прочувствованных, хотя и иносказательных словах адвоката, кровь начинает приливать все сильнее и сильнее к её щекам. Она чувствовала, что в эту минуту её решимость ехать была сильно поколеблена, и что до полной победы молодому человеку недалеко… Ей было и сладко, и жутко от этого сознания…

— Не понимаете?.. Скажите вернее, не хотите понять!.. Не хотите видеть, не хотите замечать тех, кто кругом вас и для которых ваш отъезд будет жестоким, тяжелым ударом…

— Но для кого же? Для кого?..

— Вы спрашиваете?.. Вы безжалостны!..

Молодая женщина ничего не отвечала, сильнейшее волнение охватило ее… она сознавала, что в эту минуту может решиться вся её дальнейшая судьба… Понять Голубцова, говорившего так прозрачно или сделать вид, что не понимаешь? — мелькнуло в её голове — и она на секунду задумалась, но женская логика, присущая, в большей — или меньшей степени, каждой представительнице прекрасного пола, одержала победу… Подождать, дать высказаться, увериться в его чувствах, подсказывал ей какой-то внутренний голос… А если его увлекают твои деньги, возможность твоим именем достигнуть тех миллионов, которые тебя пугают, и от которых ты бежишь, — говорило другое, злое чувство недоверия, выработанное многолетней борьбой существование… что, если ему надо только твое золото… золото… золото… эти слова, словно удары молота, отзывались в мозгу бедной молодой женщины. Полузакрывшись веером, и направив бинокль на сцену, она, казалась, вся погружена в созерцание бесподобной игры Павловской в роли «Кармен», а между тем, она ничего не видала, перед ней мелькали люди, блестели костюмы, слышалась какая-то непонятная ей музыка… но она сколько ни напрягала своего воображения, не могла разобрать ни слова. Все её существо было поглощено теперь борьбой, происходившей в её душе. Последние слова молодого человека мучили, жгли ее, ей бы хотелось отвечать ему откровенно и просто, но она боялась, что даже звуком своего голоса выдаст охватившее ее волнение.

— Вы ничего не отвечаете… да скажите же хоть слово, — прошептал Голубцов, ясно видевший произведенное им впечатление.

— После… не мешайте мне слушать музыку! — вдруг собравшись с силами, проговорила Карзанова, — и вновь направила бинокль на сцену.

Голубцов замолчал… для начала и без того было сделано очень много… Теперь, во всякое, время, он мог начать этот неоконченный разговор… и выпытать положительный ответ… как человек опытный и осторожный он не стал настаивать и вечер прошел без особых усложнений… Молодая женщина, чувствовавшая себя крайне неловко, после первого разговора с Голубцовым, но к концу спектакля, видя, что он не преследует ее своими объяснениями, развеселилась, и при разъезде крепко пожала ему руку…

— Когда заехать за ответом? — шепнул он, сажая ее в карету.

— Шалун, — тихо проговорила она в ответ, но ни испуга, ни озлобления не слышалось в её голосе.

Голубцов возвратился домой торжествующий… Дело было начато, первый шаг сделан, и, очевидно, удачно… Надо было только продолжать в этом духе, и победа верная.