Петербургские крокодилы

Он занимал две комнаты, из которых вторая, поменьше, соединялась дверями с апартаментом француженки. В первой комнате была расставлена слишком даже роскошная для «шамбр-гарни» [От франц. chambres-garnies — меблированная гостиница] зеленая бархатная мебель. Несколько картин и портретов, а также масса изящных мелочей, вывезенных Цукато из своего кабинета, украшали стены, стол и этажерки его временной квартиры, и придавали ей довольно элегантный вид. На стене висели арматура из ружей, сабель и пистолетов, бархатный персидский ковер был разостлан под большим письменным столом и диваном, словом, Иван Иванович в несколько дней устроился, как говорится, на славу. Он вообще мастер был устраивать и отделывать квартиры, а тут приложил еще особое старание, и комната приняла вид настоящей бонбоньерки.

Облеченный в темно-красный бархатный халат, в ермолке, шитой золотом, подпоясанный чеканным турецким поясом, Иван Иванович имел очень красивый и даже величественный вид.

Он сидел, развалясь на качалке, и наслаждался ароматическим дымом сигары, а против него, на мягком, низеньком табурете, вся утопающая в волнах кружев, батиста и сборок роскошного пеньюара, помещалась красивая женщина, лет двадцати пяти — двадцати семи, с тем особым, бледно-розовым цветом лица, который составляет исключительную принадлежность рыжих. Слегка напудренная, с искусно подведенными бровями и подкрашенными губами, она была восхитительна в своем легком наряде. Длинные косы золотисто-рыжего цвета, которыми она особенно дорожила и гордилась, вырывались из-под удерживающего их большего черепахового гребня.

Француженка хохотала и болтала без умолку. Она была без ума от своего «chien-chien» [Cобачка (фр.)], и подбивала его на какую-то новую экскурсию, на этот вечер, куда-то туда, в Самарканд или Красный Кабачок [«Красный кабачок» — трактир, располагавшийся на 10-й версте Петергофской дороги, на берегу реки Красненькой. Несмотря на то, что кабачок находился за чертой города, он был широко известен среди петербургской публики, часто менял своих владельцев и не раз упоминался в литературе различными авторами. Просуществовал в неизменном виде до 1919 года].

Иван Иванович был в прекрасном настроении, вчера он получил вызов в консисторию и потому был уверен, что повестка вручена также и жене, а с другой стороны, он только что получил известие от дежурившего на вокзале посыльного, что старый князь Андремелек приехал, и что Тамара Михайловна встречала его на дебаркадере.

Он хорошо знал, что не знакомый с фискальной стороной бракоразводных процессов, старый князь, чтобы избежать неизбежного скандала, будет рад пойти на какую угодно сделку, и терпеливо стал ожидать засыла или письма.

— Иван Иванович, вас там спрашивает какой-то старик, не то армянин, не то черкес, — заговорила вдруг кривая Мавра, единственная прислуга меблированных комнат.

— Partez, c’est pere lui-meme [Уходите, это отец (фр.)], — шепотом проговорил Иван Иванович, обращаясь к француженке, и когда та, тихо и величаво, удалилась, поправил на себе халат и ермолку и добавил: — проси!

На пороге появился старый князь. Он был сумрачен и взволнован, черные глаза его из-под седых бровей бросали искры. Он молча дошел до середины комнаты, и не взял руки, которую протянул ему зять.

Цукато из предосторожности запер дверь на ключ.

— Ну-с, любезный тестюшка, — начал он, обращаясь к старику, который стоял посреди комнаты, — не ожидал я с вами так и тут встретиться.

— Разбойник, что сделал ты с моей дочерью?! — в голосе старика дрожали слезы.

— Скажите лучше, что ваша дочь сделала со мной? — совершенно хладнокровно отвечал капитан…

— Все это ложь… напраслина… Она не виновата…

Капитан только грустно улыбнулся в ответ и покачал головой…

— Она клянется головой матери, она не виновата… а если бы и была, зачем же скандал, огласка?..

— Что же, по-вашему, лучше кинжал, да и в бок?! — резко перебил капитан.

— Да, лучше!.. — также уверенно произнес старик и глаза его сверкнули… лучше смерть, чем позор…

— Но ведь, собственно говоря, публичного позора еще не было, знает городовой, участковый, два дворника, вот и все… вот, если дело дойдет до разбирательства, а тогда… тогда другое дело… Газеты, протоколы.

— И ты, злодей, пойдешь на это?

— А разве Тамара Михайловна не получила еще повестки из консистории…

— Получила, — совсем упавшим голосом произнес старик.

— Так что же вы спрашиваете… Я решился дорого продать свою честь…