Петербургские крокодилы

— Постой… я тебя ловлю на слове… дорого ты говоришь… дорого… Ну, говори, сколько ты возьмешь теперь, сейчас, чтобы отказаться от этого грязного дела и отпустить жену со мной на Кавказ?! — быстро заговорил отец… он путался. Он видел в этом возмутительном торге единственное средство спасти честь дочери и своя врожденная скупость стушевалась, он был готов на любые жертвы.

В глазах у Ивана Ивановича забегали радужные круги, кровь прилила к голове, и он охрипшим голосом произнес.

— Сто тысяч!.. — и сам испугался произнесенной цифры. Молчание продолжалось несколько секунд. Руки старика судорожно искали за поясом оружия… Он был бледен как смерть.

— Согласен! — прошептал он внятно и твердо… — Пиши, сейчас пиши, что ты все солгал, что дочь моя Тамара чиста и невинна, пиши, что ты от неё отступаешься и пускаешь ее со мной на Кавказ… Пиши, все пиши!..

Иван Иванович встал, грузно подошел к столу, взял лист бумаги и стал быстро писать отречение от своего заявления. Он не скупился на выражения собственного унижения, — он получил за это достаточную плату. Когда он кончил, то, не подписывая, подал бумагу старому князю. Тот взял, прочел и улыбка гадливости и презрения скользнула на его губах.

— Не прибавить ли чего-нибудь? — спросил Цукато.

— Довольно, и так довольно… очень довольно!.. Подпишите… — резко произнес он, возвращая бумагу зятю.

— Деньги, — отвечал тот с таким нахальством, что старик вздрогнул и, расстегнув бешмет [Распашной, обычно стёганый, глухо застёгнутый полукафтан, верхняя одежда у тюркских народов], достал оттуда громадных размеров бумажник и стал вынимать пачку за пачкой банковские билеты… Отсчитав десять десятитысячных билетов, он перегнул их пополам и протянул капитану. Тот в свою очередь, подписав бумагу, протянул ее тестю… Взаимный обмен совершился… Старик бережно спрятал бумагу в бумажник и уже хотел положить его в карман, вдруг Цукато прервал его восклицанием.

— Знаете что, любезный тестюшка, приложите еще пяточек, и я завтра же, публично в консистории, пред святыми отцами сознаюсь в том, что возвел на жену клевету.

— Пять? — переспросил князь.

— Пять, — весело ответил Иван Иванович. — Тогда старик снова открыл бумажник, достал из него еще билет, и положил перед капитаном.

— Завтра? — спросил он спокойно и просто…

— Завтра, в мундире и всех орденах, — шутил капитан… в полном присутствии… Но князь уже не слыхал его. Прижимая к груди драгоценную бумагу, он быстро шел к выходу. Цукато хотел было проводить его, но тот смерил его огненным взглядом.

— Подлец! — прошептал он и хлопнул дверью.

Глава VIII Египетское наследство

Выдавая старому князю Андремелеку позорящую собственную честь бумагу, и даже разыгрывая на следующий день перед полным присутствием отцов, заседающих в духовной консистории пошлую сцену отказа от собственного показания, Иван Иванович прекрасно знал, что за ним по статье 103 из X тома свода законов, остаются по-прежнему все права мужа, и что если уже на то пойдет, он во всякое время может вытребовать жену по месту своего жительства, и тем или другим способом, натворить ей кучу неприятностей.

Он был уверен теперь, что со стариком — князем нужно действовать решительно, и решился воспользоваться этим, тем более, что полученный громадный куш, только еще больше разжег его крокодилий аппетит.

Дав старому князю время уехать на Кавказ с дочерью, и снова поселиться в своем роскошном дворце, Иван Иванович смолк на это время, исчез, словно сквозь землю провалился.