Петербургские крокодилы

— И что вы, батюшка, недаром меня Дятлом зовут, из дупла червячка вышибу, а то прозевать… Я сейчас в Москву к благоприятелю письмецо, справочку, мол, наведи, едет по веревочке [На вольных, не заезжая на почтовые станции Сибири. — Прим. автора] вдова Карзанова с сыном и стариком отцом из Иркутска. Когда прибудут, и в Питер выедут, пришли телеграмму… ну и получил, третьего дня, «едет, мол, пассажирским» — я к вам, вас нет, что делать, сейчас перерядился в швейцара от меблированных комнат, и на Николаевский вокзал. Я их тотчас признал, хотя в впервой видел… вид такой испуганный… на всех озираются… чудно им все это столичное… я к ним, — позвольте говорю ваши пожитки, у нас квартиры первый сорт… все приезжающие останавливаются, особенно сибиряки. — А ты, говорит старик, как нас узнал? — по облику говорю, — ну и ладно, забрал я их багаж, на ломового. Их на извозчика да к… сказывать что ли?.. Уговор лучше денег… Половину.

— Сказано — свято! Твое дело! Никогда не торгуюсь, — с некоторой торжественностью произнес военный: — выкладывай, куда свез.

— Одно место и есть — к Василисе Петровне…

— Молодец — за это хвалю… Лучше и не придумать, ну а что же теперь с ними делать?.. Подумал ли ты?

— Нет, батюшка Василий Васильевич, куда мне, думайте уж вы за меня — я опять, пожалуй, что перепутаю…

— Хорошо, не мешай… — военный погрузился в глубокую думу. Морщины бегали, бороздили его чело, наконец он поднял голову, определенный, точный план созрел в его мозгу…

— Слушай, Дятел, — начал он тоном, который не допускал возражений, — твое дело стеречь товар, а мое — продать…

— Продать… кому?.. — рыжий весь превратился во внимание.

— Клюверсу, или той, другой, актерке, кто больше даст!..

— Исполать вам, Василий Васильевич… ведь, вот мне бы дураку никогда не придумать такой политики…

— Потому мало с тебя шкур спущено.

— А с вас?

— Всяко бывало.

Глава XI Приют

В тот же вечер, когда в трактире «Царьград» происходила только что описанная сцена, в бельэтаже, в квартире Франциски Карловны Шпигель, молодой офицер, в мундире одного из шикарнейших полков гвардейской кавалерии, вел оживленный и таинственный разговор с хозяйкой, дамой лет за сорок, с претензией на красоту и хорошие манеры.

Дело в том, что в одно из посещений Франциски Карловны, посещений весьма тайных и секретных, ему случилось встретиться на пороге её квартиры с девушкой, оригинальная красота которой его поразила. Справившись у хозяйки, кто была эта молодая особа, и получив ответ, что эта девушка являлась предложить себя в лектрисы, или компаньонки, по вызову, сделанному Франциской Карловной в газетах, он стал умолять Франциску познакомить его с ней. Умолял так долго, и так внушительно, притом подкрепил свои мольбы такими радужными доказательствами, что Франциска Карловна, иногда, для добрых старых друзей, любившая играть роль доброго гения, согласилась похлопотать за молодого человека и обещала дать ответ через несколько дней.

Срок, назначенный ею, истек, и молодой офицер, в котором страсть разгоралась все больше и больше, явился за ответом.

— Ну что, дорогая, добрейшая, Франциска Карловна, — говорил он ласково, когда они остались одни в её будуаре, — кто она? Что она? Есть ли надежда.

— Во-первых, дочь благородных родителей. Во-вторых, бедность, бедность такая, что мне стало даже жалко.

— Тем лучше, тем лучше…

— Но зато гордость… Боже мой! Словно княжна!..

— Значит, надежды нет… жаль, я бы ничего не пожалел.

Молодой человек встал и нервно прошелся по комнате… Госпожа Шпигель смотрела с лукавой улыбкой ему вслед.

— Невозможное другим, вам возможно… при вашем богатстве, все двери отпираются…

— Значит… есть надежда?.. — прервал офицер.

— Есть, мой розовый шалун, есть!.. Только надо денег, много денег… У меня есть план!

— Говорите сколько… Я готов на глупости…

— Давайте пятьсот, там посмотрим!.. Если будет успех, черкну две строки… «Приезжайте». А теперь, мой розовый шалун, у меня сейчас будут гости, люди пришлые, я не хочу, чтобы они видели вас у меня…

— Значит, вы обещаете… да, да… — с капризной настойчивостью избалованного ребенка повторял офицер, и достав из бумажника пять радужных, сунул их под коробку с конфетами, стоявшую на столе…

— Понимаете, ma toute bonne [Моя хорошая (фр.)] мадмуазель Шпигель, я просто ночей не сплю, не пью, не ем… Но… но скажите, вы обещаете? Вы уверены? — говорил он, тормоша Франциску.

— Да, да… ну, довольно… будет вам, туалет изомнете.

Гость уехал, и Франциска Карловна принялась перед зеркалом поправлять измятое платье.

— Вот так клиент… Побольше бы таких, за него просто душу отдать готова… надо постараться, да птичка и сама летит в западню.

* * *