Воображение человека не создавало еще вещи несбыточной; что не было, чего нет, то будет. Обычаи, нравы и мнения людей описывают параболу в пространстве времени, как кометы в пространстве вселенной. Если б человек был бессмертен, то в будущем он встретил бы прошедшее, ему знакомое»[549]
. Поэтому изображенное в романе грядущее как бы синтезирует черты всех эпох на основе античности. Так своеобразно воплощается идея исторической цикличности, усвоенная романтиками.У Гоголя по-другому. Отсутствие в «Портрете» соответствующих оговорок и мотивировок заставляет признать сюжетное время «истории Черткова» в достаточной степени условным, лишь обозначенным реалиями начала 1830-х гг. Его границы должны быть установлены периодом жизни героя, но они оказываются значительно шире потенциального времени действия. При этом изображение действительности попадает как бы в «двойную раму»: широкую – сюжетную и узкую – хронологическую. Временная реалия в данном случае указывает и на то, что действие происходит в определенный исторический период, и на соответствие (или несходство) сюжетного и хронологического отсчета.
В рамках хронологии возрастные изменения Черткова обретают свой особый смысл. Герой неестественно быстро
Условность сюжетного времени свидетельствует о том, что «история Черткова», сохраняя внешние черты жизнеописания, представляет собой «историю души». И это, по-видимому, обусловливает несколько абстрактный характер возрастных изменений героя. В самом начале повести молодость (и даже юность) художника – скорее, не возраст, а соответствующее состояние духа, со свойственными ему тогда возвышенностью и чистотой, которые не поддаются однозначной (в том числе и временной) оценке. Но стоит герою утратить чистоту
помыслов, позволить алчности охватить «все чувства» – его естественное развитие нарушено. И в дальнейшем, когда Чертков поймет, на что загубил «безжалостно все лучшие годы… юности» (III, 442), возможность творчества будет безвозвратно утрачена. Забвение высоких идеалов в погоне за чистоганом оборачивается для молодого художника отказом от своей личности и таланта, от искусства, отпадением от природы.Заметим, что, по сути, превращение Черткова в «живого мертвеца» подобно финалу задуманного Д. В. Веневитиновым романа о судьбе Владимира Паренского – аристократа, «сына века», губящего всё и вся, а в конечном итоге себя. Такая духовная деградация героев, видимо, связана с особенностями среды и «характером эпохи», «раздробленностью» общества. Однако если Владимир Паренский должен был, по замыслу автора, пройти достаточно долгий путь по ступеням падения, то в «истории Черткова» события оказываются как бы «спрессованы» и во времени, и в пространстве. Неестественно стремительные «взлет и падение», вероятно, объясняются тем, что герой в «Портрете» – художник, пусть неудавшийся! – натура, в представлении романтиков, высшей одухотворенности. Это лишь намечено Веневитиновым в образе Паренского. Насколько можно судить, различны и побудительные мотивы героев, особенности художественного конфликта и его жанрового воплощения. Изображенный Гоголем «миг» явно передает общие тенденции современного писателю развития и этим «внутренне» похож на роман, но не идентичен ему. Ответ, почему золото, расчет и пошлость торжествуют, а искусство и красота служат наживе, кроется в самой сути изображенного Гоголем мира. Этот мир во многом уже алогичен, неестествен: в нем, например, нет места архитектуре, которую автор называет в «Арабесках» изначальной, наиболее близкой к природе формой искусства (VIII, 74). Город в «Портрете» фактически лишен пейзажа, нет и целостного архитектурного облика (своего лица), известных всем достопримечательностей. Этим гоголевский Петербург разительно отличается от гармоничного, «стройного», «великолепного» града Петра во «Вступлении» к «Медному всаднику» (1833) – поэме с подзаголовком «Петербургская повесть», которую, вероятнее всего, Гоголь знал от автора[550]
.Исаакиевский наплавной мост через Неву
Георгий Фёдорович Коваленко , Коллектив авторов , Мария Терентьевна Майстровская , Протоиерей Николай Чернокрак , Сергей Николаевич Федунов , Татьяна Леонидовна Астраханцева , Юрий Ростиславович Савельев
Биографии и Мемуары / Прочее / Изобразительное искусство, фотография / Документальное