Заметим, что ни самому Черткову, ни Петромихали не свойственно прямое «демоническое» воздействие их взгляда
на людей, какое демонстрирует портрет ростовщика (вслед за Вашьяданом и проч.), а также «вневременность» и «вездесущность». Их действия ограничены петербургским миром, определенным временным периодом, и люди сами идут к ним, преследуя свои цели. Мельмот, Альбан, Вашьядан завоевывали власть над душами, воздействуя на естественное, непорочное, «святое» в человеке своего времени, то есть на то, что, по мнению Гоголя, во многом утратили его современники, ибо на них все больше влияет меркантильное, бездуховное «антихристово» начало.У Мельгунова (и Гофмана) «бес» был единичен, в значительной степени исключителен и лишь соприкасался с историей изображаемого мира, будучи ограничен в своем влиянии «семейной, родовой» сферой, хотя и символизировал
Таким образом, черты типологического сходства «демона в портрете», Черткова и Петромихали с Вашьяданом как воплощений «антихриста», вариантов «демонического» типа обнаруживает своеобразие историко-эстетической концепции Гоголя и ее творческого воплощения. В отличие от упомянутых произведений Метьюрина, Гофмана, Мельгунова, В. Титова, «демоническое» в повести «Портрет» представлено триединством – совокупностью «демона», «беса» и демонической личности. Эти градации «демонического» типа по-разному – в зависимости от своей эпохи – связаны с меркантильностью и обусловлены ей. Различное художественное решение трех образов, как показано выше, имело единую типологическую основу и соответствовало авторскому замыслу: в первой части повести переход от «художнического» к «демоническому» передает тенденции действительности и, с точки зрения автора, всей предшествующей эволюции человека и его искусства; во второй части противопоставление «художнического» и «демонического» гиперболизирует типологические черты того и другого, проясняет их истинный генезис. Естественное развитие «художнического» оказывается невозможным не потому, что на пути возникает «демон» или «бес», а в силу того, что бездуховность и меркантильность уже проникли в плоть и кровь современников автора, порождая их разобщение, разрыв естественных отношений и тем самым предвещая хаос безвременья.
«Демоническое» переосмыслено у Гоголя гораздо отчетливее и, если можно так сказать, куда страшнее, нежели у Мельгунова. Гордыня, одиночество индивидуализма, отступничество от искусства, общепринятых сложившихся этических и эстетических норм, религиозных запретов обращаются «знамением времени»: разобщенностью людей в их мире, эгоизмом и обезличиванием, презрением к «вечному», общечеловеческому в погоне за сиюминутной выгодой. Здесь варианты «демонического» типа использованы как уже выработанная и запечатленная литературой форма общественного сознания, ярко характеризующая современную Гоголю эпоху, раскрывающая ее тенденции. Недаром эти образы перекликаются с образами из произведений как русских, так и западноевропейских писателей: Метьюрина, Гофмана, Бальзака[612]
– и получают, таким образом, дополнительное историко-эстетическое обоснование.Явно обозначенное сходство описания аукционов в повестях Н. В. Гоголя «Портрет» (1835) и Н. А. Мельгунова «Кто же он?» (1831) обнаруживает при этом и столь же явные, нарочитые различия, что позволяет поставить вопрос о смысле подчеркнутого Гоголем расхождения.
Георгий Фёдорович Коваленко , Коллектив авторов , Мария Терентьевна Майстровская , Протоиерей Николай Чернокрак , Сергей Николаевич Федунов , Татьяна Леонидовна Астраханцева , Юрий Ростиславович Савельев
Биографии и Мемуары / Прочее / Изобразительное искусство, фотография / Документальное