Петербургский текст Гоголя

Если же обратиться к предшествующим главам, то обнаружится, что хотя «несметное множество церквей, монастырей с куполами, главами, крестами рассыпано на святой, благочестивой Руси…» (VI, 109), но «охлажденный взор» автора и его героя пока не замечает ни одного храма. Чичиков по приезду в город N лишь интересуется, «куда можно пройти ближе, если понадобится к собору, к присутственным местам, к губернатору…» (VI, 11), то есть храм для него стоит в одном ряду с государственными учреждениями. В усадьбе Манилова о церкви напоминает лишь «беседка с плоским зеленым куполом, деревянными голубыми колоннами и надписью “храм уединенного размышления”…» (VI, 22). Навес «потемневшего» придорожного трактира украшают «деревянные выточенные столбики, похожие на старинные церковные подсвечники» (VI, 62). Почетное место в деревне Ноздрева, приличное церкви, отведено… псарне – «выстроенному очень красиво маленькому домику», где «Ноздрев был… совершенно как отец среди семейства…» (VI, 73).

Только в поместье Плюшкина стоят «две сельские церкви, одна возле другой: опустевшая деревянная (старинная, брошенная. — В. Д.) и каменная, с желтенькими стенами, испятнанная, истрескавшаяся» (VI, 112). Но их жалкий, недостойный храма вид говорит сам за себя и сопоставлен, в свою очередь, с заброшенным садом, где «зеленые облака и… купола… разросшихся на свободе дерев», «белый колоссальный ствол березы, лишенный верхушки… как правильная мраморная сверкающая колонна; косой остроконечный излом… вместо капители» (VI, 112–113) и другие подробности создают образ древнего и вечного «храма природы» без человека (ср. изображение древнегреческого храма во фрагменте «Женщина»). На этом фоне дом Плюшкина, загроможденный «множеством всякой всячины», в частности, знаменитой пыльной кучей хлама, и сам хозяин, утративший образ Божий, могут быть уподоблены заброшенному храму. Такими же «храмами» предстают в поэме и многообразные «мертвые души», и помещичьи усадьбы, и дома чиновников, и государственные учреждения (например, явно языческий «храм Фемиды» с плутоватыми «жрецами», начальствующим «Зевесом» и приносящими им «жертвы» просителями), и весь город N с его «бездельем», «сплетнями», «пустотой и бессильной праздностью жизни», и Петербург, да и вся государственно-бюрократическая машина Российской империи.

Заброшенный, пустой (или вовсе не построенный – так в комедии Гоголя «Ревизор»), разворованный, загаженный, разоряемый страстями храм символизирует и духовную опустошенность, «темноту» заблуждающихся, погрязших в пороках героев, и надежду на их грядущее духовное воскрешение, которое возможно, если каждый очистится, возродив «храм души» на основании неколебимой Веры в предвестии Высшего Суда. Созиданию «храма души» в «монастыре» России писатель посвятит «Выбранные места из переписки с друзьями» (1847). А в обеих сохранившихся редакциях 2-го тома «Мертвых душ» дом и деревню Тентетникова как бы освещает сверху возносившаяся «своими пятью позлащенными играющими верхушками старинная деревенская церковь. На всех ее главах стояли золотые прорезные кресты, утвержденные золотыми прорезными же цепями, так что издали, казалось, висело на воздухе ничем не поддержанное, сверкавшее горячими червонцами золото. И все это в опрокинутом виде, верхушками, крышками, крестами вниз, миловидно отражалось в реке…» – и этому вторила «вспыхивавшая при солнечном освещении искра золотой церковной маковки» отдаленного селения (VII, 8–9).

Приложение Гоголевский христианский именослов: о форме и семантике личных имен в произведениях 1830–1834 годов

Современному читателю в произведениях русской классической литературы зачастую неизвестны (или, в лучшем случае, неясны) прямое и – особенно – коннотативные значения личных имен (онимов), что играли важную роль в художественном целом, по-своему отражая христианскую культуру того времени[673]. На этом основывались и сам писатель, и читатели, как минимум, знавшие начала латинского и греческого языков, имевшие понятие об античной и славянской мифологии. Поэтому одним из возможных путей корректного филологического комментария может быть определение семантики личных имен в ее соотнесении с характеристиками героев, идейно-художественной стороной повествования. Ведь, создавая художественный образ, автор мог со- и противопоставить различную форму и семантику имени, используя в своих целях их внешнюю и внутреннюю диалогичностъ. В этом плане особенно интересны онимы из произведений Н. В. Гоголя, посвященных Малороссии: «Глава из исторического романа», «Две главы из малороссийской повести “Страшный кабан”», повести «Вечеров на хуторе близ Диканьки» и «Миргорода». При анализе мы учитывали общепринятое в то время толкование распространенных славянских имен в их украинском и русском вариантах и список «Имена, даемые при Крещении» в рукописной «Книге всякой всячины, или подручной Энциклопедии» Гоголя 1827–1831 гг. (IX, 513).