Петербургский текст Гоголя

В начале цикла «Вечеров» национальны почти все личные имена героев. Например, в повести «Сорочинская ярмарка» мужицкое имя Солопий соединено с прозвищем Черевик, обозначающим и любую повседневную разношенную обувь, и женский нарядный полусапожек. Так намечены черты мужлана-подкаблучника (и мужские, и женские), вероятно, по-крестьянски простодушного, темного, жадного, трусливого и болтливого. Это подтверждается и поступками Черевика, и его бездействием в ситуации, выявляющей его сходство с женщиной: в панике он бросился бежать, ничего не видя, и упал в обморок, когда на него свалилась жена Хивря (I, 129). Полное же имя Хиври в «Книге всякой всячины» обозначено как Феврония. Благодаря популярной древнерусской «Повести о Петре и Февронии» это имя стало символом мудрой, добродетельной, верной жены. Однако у Гоголя героиня, именуемая Хавроньей (зооним свиньи), предстает и комическим, и демоническим антиподом Февронии, приводя любовника в дом, где гостит с мужем. Здесь демоническое связывается и с представлением о «сатане в образине свиньи», со свиньями-чертями в легенде о красной свитке, а затем с появлением в окне хаты «страшной свиной рожи» (I, 127). Как полагают комментаторы, зооним мачехи соотнесен с народным истолкованием имени ее падчерицы Параски как «порося»[679]. Вместе с тем обрисовка внешности и поведения мачехи и перекличка этих женских имен и зоонимов отражает и свойственное украинскому фольклору представление о демонической природе женщины, ее идентификацию с чертом[680]. Само же имя Параска (и Пидорка – рус. Федора – из повести «Вечер накануне Ивана Купала») воспринималось как национальное (этноним – ср., рус. Параша). Вероятно, судьбу юной героини в чем-то определяет и значение ее полного имени Прасковья (греч. Параскева – «пятница»): именно в «свой» день она впервые в жизни приезжает на ярмарку, встречает будущего жениха и уходит из-под власти мачехи-ведьмы.

Заметим, что имена Черевик, Хавронья, Параска, Цыбуля (укр. «лук»), маркирующие простонародное происхождение героев и несомненно связанные с особенностями их внешности или характера, имеют не только собственное, но и сниженное нарицательное (вещественное, растительное, животное) значение предмета продажи – обуви, свиней, поросят, лука – наравне с кобылой, пшеницей, гончарными изделиями и проч. и проч. Это сближает персонажей с такими национальными «ярмарочными» типами из вертепа, украинского народного театра, как «перекупка, кум, пан, цыган, москаль», традиционными чертами которых Гоголь явно наделил своих героев[681]. В черновых вариантах «Сорочинской ярмарки» мы видим нарочито-гротескное огрубление образов героев, их прямое уподобление животным и вещам, свойственное народному театру (вертепу).

По-видимому, те же традиции обусловили подбор и других национальных имен – ярких, образных и в то же время неоднозначных. Так, новоиспеченный жених Голопупенко (эвфемизм бедняка) носит греческое имя Григорий и своими действиями подтверждает его значение «бодрствующий, энергичный». Имя это монашеское, пастырское… Однако в некоторых областях Малороссии имя Гриць(ко) считалось эвфемизмом черта – так же, как имя Охрима, чьим сыном назвался парубок Голопупенко (греч. Ефрем означает «плодовитый»)[682]. Имя поповича Афанасий (греч. «бессмертный»; укр. «Опанас, Панас, Панаско») было, пожалуй, самым распространенным у российского духовенства: оно восходило к отцу церкви бессребренику Афанасию Великому, чьим нравственным антиподом предстает алчный «пан-отец» и его сластолюбивый сын. То есть, в повести «Сорочинская ярмарка» коннотацией данного имени становится иное «бессмертие» – глупости, пошлости, сластолюбия. В повести же «Вечер накануне Ивана Купала» священник отец Афанасий оказывается достойным своего великого тезки как настоящий борец с чертом.

Афанасием также звали деда Гоголя – выходца из духовенства, и если имя Панько действительно обозначает «внук Панаса», как принято считать в гоголе– ведении, то автор «Вечеров» фактически назвался «внуком бессмертного». Однако в «Именах, даемых при Крещении» он записал, что Панько – укр. уменьшительное имя от Пантелеймон (греч. «всемилостивый»), а следовательно, и прямое значение, и коннотации, связанные с именем Целителя Пантелеймона (подразумевающие, прежде всего, исцеление духовное), должны быть актуальны и для сказа Пасичника. Кроме того, формы косвенных падежей у Панько совпадают с формами слова панок / панёк – уменьшительными от слова пан. Это охотно использовали в переписке и непосредственном общении те, кто звал Гоголя и Паньком, и Панком (Пушкин, В. Ф. Одоевский…). Однако сам писатель никогда и нигде прямо не называл персонажей ни своим собственным именем, ни именем отца.