Петербургский текст Гоголя

Некоторые антропонимы явно обыгрываются по смыслу. Так, например, имя Корний у Чуба представляет «укорененного» на земле хозяина, имя Касьян у Свербыгуза, кроме своего основного значения (лат. «пустой»), может обозначать профессионального косаря и/или намекать на косоглазие своего носителя. Наименование же воинского начальника «сотником Л…ко» откровенно бюрократическое, потому и комичное. Такой принцип именования козацких типов сохранится в повести «Заколдованное место». Там козак – дед рассказчика – носит русское имя Максим (от греч. maximos – «величайший», лат. maximus), а приехавших к нему чумаков называет Болячка (метафора: тот, кто постоянно нездоров и/или имеет какую-то болячку), Ковелек (возможно, от слова ковыль), Стецько (рус. Степан – лат. «венок» – слово, тоже относящееся к степи), Печерыця – гриб шампиньон (о пожилом толстом человеке) и, наконец, Крутотрыщенко – буквально – Крутошеенко (от укр. тришия. – ПССиП, 848). Однако в последнем случае озвончение в середине фамилии придает ей грубый, неприличный смысл, что, впрочем, принято в народной культуре (ср., Кизяколупенко).

В повести «Ночь перед Рождеством» главный герой – кузнец-силач Вакула – способен не только ковать, красить и «малевать», но и написать икону для Диканьской церкви, он независим по характеру, хотя робеет перед неприступной красавицей Оксаной (рус. Ксения, от греч. «гостеприимство»), отнюдь не гостеприимной, когда он появляется и ухаживает за ней. А поскольку имя Вакула (рус. Викула, изнач. Вукол, от греч. Boukolos – «пастух») сближалось с именем покровителя скота Власа (в языческие времена – Волоса/Велеса), то ему приписывались те же функции[689], то есть, персонаж должен бы был совмещать черты кузнеца, маляра, художника и пастуха – покровителя скота. Однако, кроме близости козакам (крестьянам и воинам), необычайной силы, а также подвига укрощения черта, другие характерные мифологические черты Вукола-пастуха в образе героя не очевидны. В его характере отмечена и некая «избыточная» противоречивость, более свойственная натурам художническим: так, истинно верующий, соблюдающий все христианские каноны кузнец из-за холодности Оксаны готов утопиться. В счастливом финале, когда противоречия будут сняты, он обретает семью и живет с ней в новой хате, построенной и размалеванной своими руками.

Парадоксально, что его мать – ведьма Солоха – мила и черту, и «степенным» козакам, как Чуб, Свербыгуз, голова, и даже женатому дьяку Осипу Никифоровичу. По-русски Солохой звалась «неопрятная, косматая женщина», также «русалка» (В. Даль), а по-украински «ведьма». Кроме того, оним был образован от греч. Саломея (Соломонида, от др.-евр. Соломон – «здравствовать, быть в благополучии») – это имя дочери Ирода Антипы, добившейся казни Иоанна Крестителя[690]. Таким образом, значение антропонима Солоха (укр. «ведьма») усиливается негативным русским смыслом, несомненно понятным читателям того времени, а также евангельским значением имени, связанным с женской хитростью, лицемерием, коварством…

В повестях «Ночь перед Рождеством» и «Страшная месть» несколько героев получили имена, освященные литературой того времени. В обеих повестях это Екатерина (возможно, из греч. katharon – «чистота, благопристойность»; лат. Catharina, рус. разг. Катерина) – имя знаменательное для российской истории: так звали двух императриц-немок. Одну из них Гоголь изображает в соответствии со значением антропонима, подчеркивает ее благородную осанку и величие, хозяйственную заботу о подданных, а «чистота» и «благопристойность» составляют как бы внутренний стержень, основу этих качеств. Близко к этому в повести «Страшная месть» обрисованы черты характера пани Катерины: благородная чистота и наивность, хозяйственность, верность своему мужу. Ее муж носит русское имя Данила (церк. Даниил – др.-евр. «Божий суд») и – соответственно его значению – воинственен, беспощаден к врагам своего народа, упрям и прямодушен, не может хитрить, откровенен в своей любви и ненависти.

Все сказанное выше позволяет нам сделать вывод, что, наделяя героя тем или иным христианским именем, Гоголь учитывал и семантическую, и фонетическую структуру народного антропонима, его прямое и коннотативное значения, их возможные противоречия, смысловые связи, реже – его распространенность, принадлежность тому или иному сословию, его бытование в известных литературных произведениях.