Петербургский текст Гоголя

Размышляя о героическом прошлом и причинах падения этой «истинной республики», В. В. Измайлов элегически вспоминал как хорошее, так и плохое: «Их (запорожцев. – В. Д.) общество было подобно всем тем обществам, которые в младенчестве народов являлись одни за другими на театре мира, с тою разницею, что случай был благоприятен для одних и не был для других. Из шалашей бедных рыбаков возникла Венецианская Республика. Из вертепа разбойников… вышли победители мира.

Запорожская Сечь угасла. Она была в основании своем истинная Республика. Наследственные титла и почести у них не существовали; любовь, доверенность и выбор подавали право на приобретение власти, и Кошевой Атаман, верховный начальник Сечи, получал ее от согласия всего общества. Образ жизни главного Атамана, его одежда, его дом не отличались ничем от других его сотоварищей. Одно поручение власти должно было служить знаком отличия; всеобщая доверенность украшением; любовь народная наградою. Естьли общество было довольно своим Атаманом, то он оставался еще на год в должности Начальника <…>

Советы их, под именем Рады, были самые торжественные и примечательные. Все Запорожцы собирались на открытом поле, чтобы судить единогласно о внутренних и внешних делах своих, придумывать лучшие средства и трудиться общим умом над решением важных вопросов о благосостоянии общества <…> Таким образом, все возрасты жизни и все состояния людей менялись взаимно выгодами природы, преимуществами общества и способностями разума.

Вы видели, может быть, лучшую сторону их; взгляните и на дурную. Сие народное правление было нередко источником пагубного безначалия, междоусобных браней и тысячи зол, конечно, неизбежных в сем роде правления, когда Греки и Римляне не избежали их. Пристрастие, наглость и заговоры обуревали в последствии времени заседания Совета, столь благородного в своем начале, столь священного в глазах мудреца и столь достойного человеческого сана. Вместо рассуждения, вместо позволительного прения царствовали брань и ссора, и ратоборцы ума делались бойцами народных площадей. Прибавьте к этому, что во время Начальника, нелюбимого в Сечи, они предавались таким неистовствам, что никакая власть не могла восстановить порядок.

Запорожцы, подобно Мальтийским Кавалерам, не имели жен, жили всегда на военной ноге в 38 куренях[264], составляющих их Сечь, и исповедовали, от самого своего начала, Греческую веру. Все беглецы, из какого бы народа они ни были, приставали к сим рыцарям, которые, думая мало о нравственности, принимали охотно людей всякого поведения. Набеги их были самые страшные. Одно имя Запорожской Сечи приводит в трепет тех, которые были жертвами их варварства.

Запрещение супружеского брака было, может быть, главною причиною падения Запорожской Сечи. Устав, противоречащий уставам Природы, не может долго существовать в человечестве и должен рано или поздно ускорить разрушение того общества, которое его приняло…»[265]

Подобные сведения об устройстве Сечи, о некоторых обычаях запорожцев Гоголь использовал во 2-й редакции «Тараса Бульбы» (см., например: ИМР. Ч. 2. С. 61–68). Но, создавая в 1-й редакции миф о Сечи, он не привел довольно известные факты… впрочем, так «подправляли» историю и Нарежный, и Бантыш-Каменский, и Максимович, да и сам Пушкин… Это не значит, что 2-я редакция повести «немифологична», – просто в ней черты царства мертвых (Валгаллы) стали составлять второй план описания битвы с поляками[266], а лишенное этих черт, объективное изображение «республики Сечи» нуждалось в дополнительных исторических подробностях.