Петербургский текст Гоголя

«…Казаки жертвуют жизнью, идут смело и охотно на все опасности, претерпевают недостатки, чтобы приобресть средства пожить несколько времени в совершенном изобилии или, лучше сказать, чтоб иметь в излишестве все, что услаждает грубую чувственность. Пока всего довольно, то казаки в Сечи проводят время в пиршествах, пьянстве и ходят в свои слободы наслаждаться любовными утехами. Когда же наступает недостаток в съестных припасах и крепких напитках, то они или начинают жить скромно, или снова отправляются на грабежи. Это… настоящая волчья жизнь. – Казак запорожский в недостатке питается одною рыбою и так же весел, как при величайшем изобилии <…> Здесь… некому проповедовать о воздержании и хозяйстве, некому смотреть за порядком. Каждый казак – полный властелин над собою, и… чиновники начальствуют… только в общественных делах, а не могут приказывать, как кто должен вести себя». Далее следуют пассажи в духе В. Т. Нарежного: «…в Сечи добром называется то, от чего добрые люди в другом месте крестятся, а злом почитается то, в чем другие ищут спасения. Пить, бить, резать, грабить, не щадя своей жизни, называется… высочайшею добродетелью, а умеренность, сострадание, уважение чужой собственности и попечение о сохранении своей жизни почитаются величайшими пороками. Вот запорожская нравственность»[282].

Однако чуть позже в историческом романе «Мазепа» (1833–1834)[283] верный официальной политике Булгарин сменит тон, хотя и осудит «дикость Запорожья и Заднеприя (Левобережья. – В. Д.), где все достоинство человека поставлялось в удальстве и наездничестве»[284]. В обзоре истории Украины он торжественно объявит, что «бедствия, угнетавшие страну, не истребили в храбрых ее жителях духа народности, основанного на Православной Вере, и священная память Русской независимости сохранялась в народе, подобно неугасаемому огню древних язычников. Со времени первого нашествия татар на Южную Россию, толпы отважных ее защитников, будучи не в силах спасти отечество, и влекомые любовью к независимости и чувством народной самобытности, удалились в пустыни и на диких берегах Днепра, возле порогов, в густых камышах и неприступных засеках[285], основали беспримерную дотоле в мире, подвижную военную республику, получившую впоследствии название Сечи Запорожской. В течение нескольких столетий Сечь держалась и укреплялась новыми пришельцами из порабощенной родины и удальцами из соседних и дальних стран, сохраняя древние воинские обычаи предков. Презирая негу, живя добычею и почитая дикую независимость превыше жизни и всех ее наслаждений, запорожцы исключили женщин из воинского своего пристанища, как лишнее бремя для человека, посвятившего себя на вечную войну. Вольное Запорожье не признавало ничьей власти и ничьих прав в порабощенном отечестве и жестоко отмщало потомкам орд Батыевых и соотчичам польских вельмож за прошлые и настоящие бедствия Южной России, питая в жителях ее надежду к освобождению и поддерживая в народе воинственный дух. Надежда сия исполнилась, ибо основана была на справедливости. Созрели горькие плоды угнетения: ненависть и жажда мести, – и мужественный, предприимчивый Зиновий Хмельницкий, восстав с горстью запорожцев противу притеснителей, воззвал к оружию весь народ Малороссии и Украйны, свергнул польское иго и возвратил России древнее ее достояние»[286].