Сегодня только шесть человек были обезглавлены топором; они были счастливее прочих, если только достойный род смерти может быть обращен во славу казненным.
Чтобы доказать всем святыню и неприкосновенность стен города, которые стрельцы замышляли осквернить насильственным переходом через них, во всех бойницах стен, в частях, соседних с воротами, вставлены были бревна, и на каждом из них было повешено по два бунтовщика. В сегодняшний день от такой смерти погибло свыше двухсот человек. Ни один почти город не будет огражден столькими кольями, сколько караульных стрельцов дала Москве виселица.
Она была вполне похожа на предыдущую. Снова несколько сот человек повешены были у городской стены (которую называют белой), причем на каждой из двух виселиц, служивших при первой расправе, было вздернуто по четыре стрельца.
Она сильно разнится от предшествующих. Способ ее исполнения был вполне различный и почти невероятный. Триста тридцать человек были выведены вместе зараз для смертоносного удара секирою и обагрили всю равнину хотя и гражданской, но преступной кровью. Все бояре, сенаторы царства, думные и дьяки, принимавшие участие в Соборе, устроенном против мятежных стрельцов, были по царскому указу позваны в Преображенское, где им приказано было нести службу палача. Всяк, приступая с дрожащими руками к новой и необычной должности, старался нанести верный удар; неудачнее всех действовал тот боярин, который, промахнувшись, вместо шеи вонзил меч в спину и, разрубив таким образом стрельца почти пополам, усилил бы его страдания до невыносимости, но Алексашка более удачно перерубил шею у несчастного осужденного.
Князь Ромодановский, власти которого были подчинены до мятежа эти четыре полка в тех видах, чтобы он наблюдал на границах за польскими смутами, обезглавил по приказу из каждого полка по одному. Впрочем, к каждому из бояр подводили по одному стрельцу, чтобы те отрубали им голову; сам царь, сидя в кресле, смотрел на всю трагедию.
Это было наказание попов, конечно тех, которые, обнося иконы и желая привлечь чернь на сторону стрельцов, призывали в обычных богослужениях у алтарей помощь Божию на успех нечестивого замысла. Судья избрал местом казни обширную площадь перед храмом Св. Троицы (он главный в Москве). В качестве заслуженной награды за столько тысяч крестных знамений и благословений, дарованных мятежному отряду, попов ожидал позорный крест. Петлю несчастному готовил и набрасывал придворный шут, одетый в поповское одеяние, так как считалось греховным предавать попа в руки палача. Второму попу один думный отрубил голову топором и положил труп на позорное колесо; и доселе еще колесо и виселица, находящаяся в непосредственной близости от святого храма, являют всем туда входящим свое преступное бремя и открыто говорят об огромной тяжести злодеяния.
Его царское величество смотрел из колымаги, когда попов вели на казнь, и обратился с краткой речью о злом умысле попов к народу, стоявшему вокруг большою толпою; к этому прибавил он и угрозу, чтобы никто из попов не дерзал затем молиться Богу с подобными намерениями. Немного раньше казни попов два брата бунтовщика были колесованы живыми перед кремлевским замком, причем у них были перебиты голени и оконечности, а двадцать других мятежников лежали бездыханными вокруг колес, будучи обезглавлены топором. Два колесованных брата смотрели на третьего, находившегося среди этих трупов. Их горестным стенаниям и воплям может вполне поверить только тот, кто раньше взвесит хорошенько в душе всю силу их мук и болей. Я видел переломанные ноги, крепчайшими узлами привязанные к колесу, так что при соединении стольких страданий самым сильным я признал бы то, что осужденные не могли никоим образом пошевелиться. Жалобные крики их несколько тронули душу проезжавшего мимо царя: он сам подошел к колесам и обещал виновным более скорую смерть, а затем даже безнаказанность, если они откровенно признаются.
Но те, став гораздо более упорными на колесе, не давали никакого другого ответа, как только [такого], что они ни в чем не признаются и уже почти искупили свою вину; поэтому царь предоставил их борьбе со смертью и поспешил к Новодевичьему монастырю. Перед этим только что названным монастырем были воздвигнуты тридцать виселиц, образовавших фигуру квадрата, на которых повышены были двести тридцать стрельцов, а трое самых главных, которые собирались подать Софье свою просьбу об управлении ею царством, были повешены держащими в руках просьбы и притом так близко к самым окнам Софьиной спальни, что Софья легко могла достать повешенных рукою. Вероятно, это было сделано для того, чтобы всячески усилить у Софьи угрызения совести, и, как я полагаю, это же побудило ее надеть монашеское платье9 и перейти в лучшее положение в жизни.