Петр I

Последняя расправа 31 октября 1698 года

У кремлевского замка снова двое были колесованы живыми, причем у них были перебиты голени и оконечности. Весь вечер и последующую ночь томились несчастные с невыносимыми терзаниями среди жесточайших мук и издавая ужасные вопли. Один, и притом младший возрастом, прожил до полудня другого дня для более продолжительных мучений. Царь как раз обедал тогда у боярина Льва Кирилловича Нарышкина в присутствии всех представителей и царских министров. Всеобщие просьбы, умышленно чередуясь одна с другой, сломили наконец продолжительное сопротивление государя, и он позволил пулею отнять жизнь и чувства у находившегося еще в живых преступника, возложив это поручение на известного при своем дворе Гаврилу.

Для остальных бунтовщиков, все еще содержавшихся под караулом в окрестных местностях, местом казни было место их заключения. Иначе можно было опасаться, что если всех привести сюда и предать палачу в одном месте, то такая бойня людей будет отзывать тиранством, особенно тогда, когда граждане, устрашенные столькими печальными зрелищами гибели товарищей, начинали опасаться всевозможных строгостей со стороны государя.

Его царское величество, принимая во внимание ежедневные бедствия, которым он доселе подвергался, не чувствуя себя никогда в безопасности и с трудом избегая многочисленных покушений, должен был всегда опасаться злых умыслов со стороны стрельцов, а потому вполне справедливо решил не терпеть ни одного стрельца в своем царстве, сослав их в отдаленные пограничные местности Московии и уничтожив самое название стрельца. Им была предоставлена возможность отправлять, с позволения воеводы, частную службу в провинциях, если они выразят намерение навсегда отказаться от военной службы. И они были отнюдь не свободны от вины, ибо офицеры, которые стояли в этом году на страже вблизи Азовской крепости с целью помешать набегам врагов, доносили, что они никогда не чувствовали себя в безопасности со стороны стрельцов и с часу на час ожидали взрыва их жестокого вероломства. Это внушало несомненную уверенность, что стрельцы были отнюдь не надежны и, имея в виду исход неудачного восстания, тревожились о своей участи. Все жены стрельцов получили приказание удалиться из окрестностей Москвы, неся таким образом наказание за позорное деяние мужей. Указом запрещено под страхом смертной казни удерживать какую-нибудь из них или доставлять ей тайное убежище, за исключением тех случаев, если кто пожелает поместья вон из Москвы и держать там в услужении. <…>

Записки о Московии Ф. де ла Нёвилль

Судьба записок Фуа де ла Нёвилля столь же нетривиальна, как и судьба их автора.

Переводчик и публикатор последнего русского издания 1996 года, известный исследователь эпохи последних десятилетий XVII века А. С. Лавров приводит в своем предисловии характеристику Нёвилля, данную современником французского дипломата: «Он был достаточно образован и воспитан, знал свет, дворы, церемониал и интересы монархов, которые специально изучал… Всю свою жизнь он провел в подобных поручениях, как из удовольствия видеть свое имя в газетах, так и из-за того, чтобы путешествовать с титулом, вовсе не думая ни о чем основательном и легко отдавая отцовское наследство на эти возмутительные траты»[57].