В это время Кропоткин весьма пристально интересовался революционными событиями, происходившими на родине. Об этом свидетельствует известный революционер-народник Лев Григорьевич Дейч (1855–1941). Их знакомство состоялось на квартире Павла Борисовича Аксельрода (1850–1928) – одного из русских эмигрантов-бакунистов. «Среднего роста, лет 35 на вид, с большой светло-русой бородой, совершенно лысый, в очках, Кропоткин нисколько не походил на революционера-анархиста. Он был чрезвычайно подвижен, говорил быстро и плавно и с первого раза производил очень благоприятное впечатление своей простотой, очевидной искренностью и добротой»[674]
, – вспоминал Дейч.Зимой – летом 1877 года Дейч с Иваном Васильевичем Бохановским и Яковом Васильевичем Стефановичем, используя поддельные документы, якобы подписанные Александром II и гарантировавшие передел помещичьих земель в пользу крестьянства, сумели организовать среди крестьян Чигиринского уезда Киевской губернии подпольную крестьянскую организацию «Тайная дружина». Ее участники обязались готовиться к запланированному на октябрь вооруженному восстанию с целью захвата помещичьей земли и ее перераспределения среди крестьян. В состав дружины вступили около тысячи крестьян. Но в июне заговор был раскрыт, а к началу сентября многие его участники были арестованы. Стефанович и двое его товарищей, однако, сумели еще до суда бежать из тюрьмы[675]
. Единственный удачный пример создания народниками подпольной организации среди крестьян очень интересовал Кропоткина, расспрашивавшего о чигиринских событиях Дейча и Стефановича[676].Дейч вспоминал, что в 1870-е годы русские революционеры-эмигранты часто собирались в женевских кафе для дискуссий, обмена новостями, помощи друг другу. Председателем на этих собраниях был Степняк-Кравчинский. Туда часто приходил и Кропоткин, ставший одним из самых популярных ораторов наряду с Жуковским и идеологом национального движения Украины профессором Михаилом Петровичем Драгомановым (1841–1895)[677]
.Дело, однако, осложнялось. Гильом, с которым в первую очередь поддерживал связи Кропоткин, с большим подозрением смотрел на начинания женевского кружка, опасаясь, что задуманное им издание станет конкурентом «Бюллетеня Юрской федерации». Он утверждал затем, что женевцы пытались настроить Кропоткина против его группы, которая опиралась на активистов из Юрских гор. Петр Алексеевич, наоборот, пытался примирить обе «фракции»[678]
.Как сам Кропоткин объяснял позднее в письме Родену, «южане» были представлены группами в Женеве, Лозанне и Веве и были мало связаны с реальным рабочим движением. Наиболее видными лицами здесь были Жуковский, Арборе-Ралли, и французские эмигранты-коммунары Элизе Реклю, Перрон, Гюстав Лефрансе, Родольф Кан (1851–?) и Шарль-Фердинанд Гамбон (1820–1887). Петра Алексеевича смущало то, что в этой группировке состояли не только убежденные анархисты, но и деятели, проявившие склонность к другим направлениям социализма, как, например, бывший бланкист Гамбон или подозревавшийся в симпатиях к Де Папу Лефрансе[679]
.С другой стороны, «северяне» Юрской федерации группировались в Невшателе, Сеньт-Имье, Шо-де-Фоне и Берне. Кропоткин счел их партией «чистой анархии, агитации в рабочей среде и действия»[680]
. Из Женевы он вместе с Клеменцем направился в самое сердце Юры. Но по дороге они заехали в Веве, где Петр Алексеевич впервые лично познакомился с Элизе Реклю.Реклю был не только активным анархистом, который пришел к безвластническим взглядам еще до знакомства с Бакуниным, другом и соратником по Интернациональному братству, Лиге мира и свободы и Первому Интернационалу, но и виднейшим географом своего времени, автором и составителем таких работ, как «Земля» (в 2 томах), «История ручья», «Земные явления» (в 2 томах), «История горы», «Новая универсальная география» (в 19 томах) и «Земля и люди» (в 6 томах). География, в представлении Реклю, была своего рода комплексной, целостной наукой о человеке, окружающей его среде, обществе, образе жизни, истории и нравах. Реклю по справедливости считают одним из «отцов» социальной экологии.
Такой подход к географии был близок и Кропоткину. Впоследствии оказалось, что и представления обоих теоретиков об анархистском обществе, пути к нему, о роли эволюции и революции в истории, о пагубности существующей индустриально-капиталистической цивилизации с ее гигантскими отчуждающими фабриками и загрязненными, обезличенными городами тоже сходятся и, по всей видимости, здесь можно говорить о сильном влиянии Реклю на Кропоткина[681]
.