Петр Кропоткин. Жизнь анархиста

Гильом зачитал отчет Федерального бюро. В принятых резолюциях делегаты заявили, что предстоящая социальная революция должна не просто изменить политические институты, она будет носить глубинный, экономический характер и изменит всю структуру общества. Как только она начнется, следует приложить все силы для того, чтобы пропагандировать ее по всему миру и распространить на все страны. Как и на предыдущих конгрессах Интернационала, было подтверждено решение о том, что никакой справедливости и никакого равенства не может быть без обобществления собственности. Участники конгресса вновь заявили, что для них нет никакой разницы между политическими партиями, будь они буржуазными или социалистическими, – всех их необходимо разрушить и ориентировать трудящихся на революционный социализм и создание объединений работников по профессиям с прицелом на уничтожение системы наемного труда в будущем. По предложению Жеромбу, была принята резолюция солидарности «с Беневенто, Берном и Санкт-Петербургом»…

Но основным спорным вопросом оказалось участие во всемирном социалистическом конгрессе в Генте. Делегаты не выступили против, но высказали свои опасения. Они постановили, что рабочим союзам не следует заключать «пакты солидарности» с группами и объединениями, которые придерживаются иных, чем они, основополагающих принципов. Функции Федерального бюро Интернационала были доверены Федерации секций долины Везера, а следующий, X конгресс, предлагалось собрать в 1878 году в Швейцарии[716]. Но он так и не состоялся…

* * *

Конгресс в Генте, заседавший с 9 по 15 сентября 1877 года, как и следовало ожидать, закончился тем, что анархисты (Кропоткин-«Левашов», Гильом, «Родригес», «Мендоса», Брусс, Монтель, Жеромбу, Коста, Мартини, Ринке и Вернер) и социалисты (Дезире Брисме, Де Пап, Вильгельм Либкнехт, Лео Франкель, Джон Хейлс, Герман Гройлих) не смогли договориться. Отныне и окончательно пути обоих течений разошлись. Но Кропоткину не пришлось дожидаться завершения работы форума.

Бельгийская полиция быстро узнала, кто такой Левашов, и получила приказ арестовать его «за нарушение полицейских постановлений». Формальный предлог для ареста был очень прост: Кропоткин записался в гостинице вымышленным именем. Над ним нависла угроза возвращения туда, откуда с такими сложностями был совершен блестящий побег: «Мои бельгийские друзья предупредили меня. Они утверждали, что клерикальное министерство, находившееся у власти, способно выдать меня России, и настаивали на том, чтобы я немедленно оставил конгресс. Друзья не позволили мне даже возвратиться с одного большого митинга в гостиницу»[717].

В действительности, как уверяют биографы Кропоткина Джордж Вудкок и Иван Авакумович, бельгийская полиция не имела намерения арестовывать беглеца из России, а предупреждение исходило от бельгийского социалиста Денишера, который упоминал о действиях царских шпионов[718]. Так или иначе, было решено, что «Левашов» должен исчезнуть из Бельгии. Группа рабочих сопроводила Кропоткина к одному из социал-демократов, где он смог спокойно переночевать и 11 сентября направиться в Антверпен, откуда с одним легким саквояжем отплыл в Англию.

* * *

Прибыв в Лондон, Кропоткин воспользовался гостеприимством Робена. На сей раз он провел в британской столице несколько недель, посвятив их чтению и научной работе. В читальном зале Британского музея Петр Алексеевич начал изучать историю Великой Французской революции. Таковы были первые шаги Кропоткина как историка – еще одна грань его энциклопедического таланта. За последующие три с лишним десятилетия он написал целый ряд статей, посвященных этому великому поворотному пункту в развитии современной цивилизации. Венцом долгих раздумий и изучения многочисленных первоисточников и научных работ стала его фундаментальная книга «Великая Французская революция. 1789–1793», впервые увидевшая свет в 1909 году.

Главной заслугой Кропоткина в исследовании революции во Франции стоит, безусловно, считать четкий и ясный анализ движущих сил и интересов этого грандиозного социального переворота. Ему удалось показать противоречие между революцией, которую совершали буржуазия и либеральное дворянство, и революцией народных масс, далеко выходившей за собственно буржуазные рамки. Особенно интересовали Кропоткина самоуправленческие начала, чьим воплощением выступали секции и коммуны, а также эгалитарные тенденции к социализации собственности, проявлявшиеся как в предложениях и проектах отдельных деятелей, так и в стихийных действиях масс. Большое место он уделяет критике якобинской диктатуры и ее политике по сдерживанию революционных преобразований, огосударствлению и удушению народного самоуправления. В этих действиях якобинцев Кропоткину неслучайно виделось предвестие будущих рецептов сторонников государственного социализма, в том числе – социал-демократов[719].