Петр Кропоткин. Жизнь анархиста

Одним из направлений общественно-политической деятельности Кропоткина становится противодействие репрессиям большевиков. Неслучайно он стал одним из членов-учредителей и почетным членом Московского Политического Красного Креста (МПКК) в 1918 году. В то же время Петр Алексеевич был избран членом Ревизионной комиссии, а с 1920 года – членом Совета этой организации[1795]. Он ходатайствовал перед большевистскими чиновниками, обращался к общественным деятелям. Далеко не только анархисты получали в это время его помощь. Протестовал он и против нарушения свободы слова и арестов людей, открыто выражавших свою политическую позицию. Так, 24 июля 1919 года Кропоткин писал Черткову с просьбой ходатайствовать о помиловании священника Василия Васильевича Боголепова, которому угрожал суд ревтрибунала за выступление на сельском сходе в селе Мышенское Серпуховского уезда. Вина Боголепова заключалась в том, что он потребовал вернуть его приходу отобранную землю и затем, в разговорах с крестьянами, критиковал советскую власть[1796].

Среди тех, за кого он лично ходатайствовал, – анархисты Лев Черный (1878–1921) и Атабекян, а также лица, арестованные по делу антибольшевистского Тактического центра. Репрессии не обошли стороной и его собственную семью: в 1919 году ЧК в Ямбурге арестовала дочь Александру при легальном пересечении границы с Эстонией. Петр Алексеевич попросил управляющего делами Совнаркома Владимира Дмитриевича Бонч-Бруевича (1873–1955) помочь в освобождении Саши. Тот доложил об инциденте Ленину, и большевистский премьер-министр потребовал представить поручительства. В конце концов Александру выпустили из тюрьмы.

Он неоднократно пытался убеждать новых лидеров страны отказаться от того, что считал пагубным курсом. Еще в сентябре 1918 года Петр Алексеевич искал возможности встретиться с Лениным, чтобы открыто высказаться о жестокости и бессмысленности «красного террора». Тогда, под впечатлением развернувшегося «красного террора» и, в частности, получив письмо от жены арестованного бывшего министра Временного правительства инженера Пальчинского, своего старого друга, которому теперь угрожала казнь, Петр Алексеевич написал письмо председателю Совнаркома Ленину, прося его о встрече[1797]. Ссылаясь на опыт Великой Французской революции, он предостерегал от разрушительных последствий «красного террора» и всевластия ЧК: «В русском народе, – писал он, – большой запас творческих, построительных сил. И едва эти силы начали налаживать жизнь на новых, социалистических началах среди ужасной разрухи, внесенной войной и революцией, как обязанности полицейского сыска, возложенные на него террором, начали свою разлагающую, тлетворную работу, парализуя всякое строительство и выдвигая совершенно неспособных к нему людей. Полиция не может быть строительницей новой жизни, а между тем она становится теперь державной властью в каждом городке и деревушке. Куда это ведет Россию? К самой злостной реакции… Открыть эру „красного террора“ – значит признать бессилие революции идти далее по намеченному ею пути»[1798]. Эти контакты имели важные последствия. «Письмами к Ленину и встречами с ним Кропоткину порой удавалось спасти жизни осужденных. Есть свидетельства современников о том, что разрешение местным отделам ЧК производить расстрелы без суда и следствия (ноябрь 1918 года) было отменено Лениным под влиянием Кропоткина»[1799], – писала Н. М. Пирумова. Кроме того, по личной просьбе председателя СНК Пальчинскому был облегчен режим содержания под стражей, к нему стали гораздо чаще допускать посетителей и даже коллег по работе, приходивших по деловым вопросам[1800].

В 1918 году при встрече Кропоткина с управляющим делами СНК РСФСР В. Д. Бонч-Бруевичем Петр Алексеевич высказался о ситуации в своем прежнем анархистском духе: «Октябрьское движение пролетариата, закончившееся революцией, доказало всем, что социальная революция возможна. И это мировое завоевание надо изо всех сил беречь, поступаясь во многом другом»[1801]. Такую же позицию выражало большинство анархистов в то время. Протестуя против диктатуры большевиков, они поддерживали Октябрь 1917-го, выступая за переход всей власти к Советам на местах, предприятий – в руки рабочих, земли – крестьянам. А дальше Петр Алексеевич высказал то же, что раньше говорил о Великой Французской и Первой Российской революции. Слово в слово: «Если она и не добьется всего, что хотела бы, то она осветит путь цивилизованным странам по крайней мере на столетие. Ее идеи будут постепенно восприниматься народами так же, как воспринимались миром идеи Великой Французской революции в XIX в. И в этом колоссальная заслуга Октябрьской революции»[1802].