Петр Лещенко. Исповедь от первого лица

Другим моим учителем стал Герберт Шмидт. Мои выступления проходили на его глазах, и стоило мне сделать что-то не так, как Герберт указывал мне на это и объяснял, как надо делать. Должен признаться, что далеко не всегда я выслушивал замечания Герберта с благодарностью. Иной раз мне казалось, что он придирается ко мне. Тем паче, что в отличие от мягкого и бесконечно терпеливого Строка Герберт мог делать замечания в резкой форме. Например, мог сказать: «Ты поешь так, будто подаяния просишь» или «Это никуда не годится! Люди слушают только тех, кто поет лучше их, а не хуже». Я начинал спорить, но спорить с Гербертом было невозможно. Стоит, качает своей умной головой и повторяет одно и то же: «Петр, ты ошибаешься!» В жизни Герберт был невероятно спокойным человеком. Преображался он, лишь когда брал в руки скрипку. Играл зажигательно, мощно. Я слушал и думал о том, что так же, наверное, играл великий Паганини. Тогда я временами обижался на Герберта, но сейчас вспоминаю его советы с огромной благодарностью. Артист, который совершенствует свое мастерство для того, чтобы стать настоящим артистом, нуждается в строгом советчике, который замечает все огрехи и вовремя на них указывает. И советчику этому положено быть придирчивым, то есть замечать и то, чего не заметила публика.

В декабре 1930 года я выехал на месячные гастроли в Белград. Это были уже совсем не те гастроли, как прежде. Прежде мне приходилось самому искать, с кем бы заключить контракт, чтобы обеспечить себя работой на несколько месяцев. Сейчас же я получил приглашение. «Вас рекомендовали наши общие знакомые… Не пожелали бы вы выступать у нас на таких-то условиях?..» Совершенно иной тон. Я колебался — ехать или нет? В кафе меня отпускали на месяц, но Зиночка была на восьмом месяце, и я не хотел оставлять ее в такой момент. На протяжении всего срока ее беременности я сильно переживал. Временами мое волнение было таким, что я просто места себе не находил. Это случалось, когда Зиночка жаловалась на недомогание или когда ее что-то огорчало. Я боялся повторения трагедии. Но все, начиная со Строка и заканчивая Зиночкой, в один голос сказали, что я должен ехать. Первое серьезное приглашение, нельзя им пренебрегать. Тем более что Белград был самым русским городом Европы и гастроли в Белграде были для русского певца своеобразным знаком отличия. Окончательно мои сомнения развеяла моя теща. «Вы скоро станете отцом, и вам не стоит пренебрегать хорошими заработками, — сказала мне она. — Поезжайте с легким сердцем, ведь вы оставляете Зину не одну, а на моем попечении».

Я поехал. Встретили меня очень тепло, несмотря на то что тогда я был никому не известным в Белграде артистом из Риги. А белградская публика была весьма избалованной. Меня уговаривали остаться еще на месяц, но я отказался, потому что Зиночка вот-вот должна была родить, а я хотел в этот знаменательный момент быть рядом с ней. Я успел вернуться в Ригу до того, как родился наш сын Игорь. Роды прошли благополучно, ребенок родился здоровым, у меня будто камень с души упал. Роды начались вскоре после того, как я ушел в кафе выступать. Незадолго до конца выступления в кафе появилась наша соседка Ева. Встала в дверях, встретилась со мной взглядом и дважды кивнула, давая понять, что ребенок родился. Я взглядом спросил: «Кто?» Ева нарисовала в воздухе пальцем букву «D», потому что «сын» по-латышски будет «делс». А я понял — дочь. Прибегаю домой и кричу: «Покажите мне Оленьку!» А теща глаза на меня вытаращила и спрашивает: «Какая Оленька? Зина мальчика родила!» Крошечному человечку взрослое имя Игорь подходило мало, поэтому мы переделали его в Икки.

Новости в Риге распространяются мгновенно, и совершенно незнакомые люди в кафе поздравляли меня с рождением сына. Счастью моему не было предела. Мальчик родился здоровым, все хорошо, теперь только жить да радоваться. Жить и работать. В «А.Т.» я зарабатывал так, что и на жизнь хватало, и была возможность кое-что откладывать на черный день. Но я старался заработать как можно больше, чтобы моя семья ни в чем не нуждалась. Я всегда помнил о том, что актерская слава переменчива и непостоянна. Кто знает, что ждет меня впереди? Пока есть возможность, следует работать как можно больше.

Летом мы уехали из Риги в Либаву[36], моду отдыхать в которой завел еще Александр Третий. Там я пел в ресторане «Юрмала» и в двух кинотеатрах. Владельцу ресторана (забыл его имя) сильно не нравилось то, что я выступаю на стороне. Он хотел, чтобы я пел только у него. Однако в нашем контракте такого пункта не было. Я предложил ему единственно верный выход из создавшегося положения. Пускай он доплачивает мне то, что я получаю в ресторанах, и тогда я стану петь только у него. Оскар, узнав об этом, рассмеялся и сказал, что я продешевил, поскольку эксклюзивный контракт подразумевает двойную, а то и тройную плату. Я этого не знал, поскольку со мной никто прежде таких контрактов заключать не пытался.