Петрикор

Мать воспитывала их с братом одна и работала медсестрой в две смены, пытаясь обеспечить сыновей. Сережа, от природы спокойный (и даже «неэмоциональный», как о нем отзывалась классная руководительница), тихо мечтал вырваться из окружающей нищеты. Сбежать навсегда от мутного бульона – мать приносила его каждый раз из больницы вместе с кислым картофельным пюре. Хотелось сбросить с себя стоптанные, с заломами ботинки и штопанные на пятках носки, что вечно торчали из-под коротких брюк. Всего этого он стыдился. И, войдя в пубертатный период, с раздражением обвинял мать – которая, казалось, вся съежилась от хронической усталости. И трагической невозможности изменить серые, землистые цвета привычной жизни и въевшиеся в кожу тени под глазами, очертившие безнадежностью ее когда-то лучистый взгляд.

После того как мать умерла, Сергей решил, что с прежней жизнью в Воронеже его ничто не связывает. Он и до этого, когда приезжал навестить ее, чувствовал отстраненность и даже жалость, переходящие в чувство вины. Все снова напоминало о лишениях и обидах, которые, несмотря на сегодняшнюю жизнь, были его неотъемлемой частью.

С Николаем они прекратили всякое общение после одного случая в Воронеже, когда мать была еще жива. Они тогда выпили здорово, и тут все и полезло густой пеной озлобленности. Сергей вдруг выдал то, что давно в себе таил: сказал, мол, презирает существование брата и его смирение с этой нищенской жизнью. Николай ничего не ответил, но с тех пор в их отношениях что-то необратимо изменилось.

Возможно, было даже к лучшему, что с отцом они не общались – присутствие этого алкоголика не взрастило одних комплексов в мальчиках, но сформировало другие.

Сергей донашивал вещи за Николаем, и в какой-то момент это превратилось в настоящую трагедию для него – глубоко личную, как и все трагедии. Тогда в Воронеже он стеснялся своих стоптанных туфель с поцарапанными носами и слишком коротких брюк, из-под которых торчали свернувшиеся гармошкой серые носки. В восьмом классе он влюбился в Таню, девочку из параллельного класса. В ней чувствовалась какая-то беззащитная трогательность, что почему-то очень сильно нравилось ему. Хотелось ее защитить от грубого и несправедливого мира. Сергей исподтишка наблюдал за ней во время большой перемены, когда все обычно толпились в столовой. Однажды он даже набрался смелости и решил проводить ее до дома. Вышел вместе с ней из школы и зашагал рядом. Долго собирался с духом, чтобы сказать заготовленные слова. И наконец выпалил на одном дыхании: «Можно я тебя провожу?» Таня повернула к нему свое трогательное личико, посмотрела на его стоптанные ботинки (так ему тогда показалось) и спокойно сказала: «Я сама знаю дорогу. Пока!» Сережа так растерялся, что еще какое-то время просто стоял посреди улицы.

Он так и не женился. Женщины всегда подозревают в чем-то мужчин за тридцать, которые ни разу не были женаты. А он, со своей стороны, подозревал теперь всех женщин в меркантильном интересе к его статусу и деньгам, в коих с тех пор, как стал владельцем крупной компании, Сергей не нуждался.

– Так как насчет шампанского? Не передумали? – Вопрос девушки вернул его к реальности.

– А как насчет того, чтобы продолжить наше знакомство сегодня вечером? Приглашаю вас в гости на ужин. И, кстати, может быть, перейдем на «ты»?

– На «ты» перейдем, а насчет ужина не уверена. У меня на сегодняшний вечер другие планы.

– Жаль. Тогда, может быть, завтра?

– Завтра я тоже занята.

– Я тебе совсем не нравлюсь?

– Почему же? Ты симпатичный.

– Тогда в чем же… – Сергей не закончил фразу, потому что девушка перебила его:

– У меня действительно другие планы.

– Ну хорошо, понял. А можно поинтересоваться, кем ты работаешь? Такая деловая, вся в планах.

– Конечно можно. Я антикризисный менеджер. Помогаю людям в сложных ситуациях.

– Ты врач? Психотерапевт?

– Можно и так сказать… – Она немного подумала и спокойно добавила: – Хорошо, считай, что уговорил. Ради тебя я изменю свои планы на сегодня. Это будет стоить три тысячи евро.

Серж осознал всю нелепость своего романтического настроя. Ну что же, зато это не отказ в чистом виде. За все в жизни нужно платить, и за красоту – тем более. Оно и к лучшему: без вечных женских игр и манипуляций.

– Хм, ладно. Диктуй телефон!

Она покопалась в сумочке – пальцы у нее были тонкие и красивые – и протянула визитку. По-видимому, этих визиток у нее имелось достаточно, на любой случай. На карточке мелким курсивом стояло золотое тиснение русскими буквами: Мила Розе.

Наконец-то официант разлил холодное шампанское с веселыми пузырьками, похожими на молекулы. Они подняли бокалы в виде тюльпанов.

– За жизнь. – Сергей посмотрел Миле в глаза. – И за ее непредсказуемость.