Петрикор

– Уверена, что завтра вы во всем разберетесь.

В тот день они не гуляли по Парижу, а сразу отправились в Пуатье. Станислав сел на переднее сиденье. Элен легко вывернула руль и включила радио. Станислав все время поворачивал голову в ее сторону. Хотя говорили они мало – лишь дежурные фразы («как долетели?», «что хотите посмотреть?»). Он улавливал тонкий аромат ее духов, рассматривал людей на улицах и строгие фасады домов. Тайком любовался острыми коленками своей спутницы.

Она часто шмыгала носом и пыталась оправдаться:

– Простите, много ездила с открытым окном и простудилась.

– Ничего страшного – отвечал он. И еле сдерживался, чтобы не прибавить: «Мне нравится все, что вы делаете».

Пуатье показался Станиславу игрушечным: маленькие дома с узкими окнами, заостренные крыши и возникающие как будто из ниоткуда готические башни. Неестественно ровные дороги, балконы с яркими цветами, словно из одной оранжереи, разноцветные вывески кафе и магазинов.

Отель располагался в самом центре. Маленький номер включал в себя еще и крохотный балкон. Отсюда открывался сумасшедший вид на островерхие крыши, узкие улочки и брусчатку мостовых.

Закинув в отель багаж, они отправились ужинать.

– Не могу же я вас голодным оставить! И мы просто обязаны выпить бокал бордо за знакомство.

С трудом верилось, что все происходит именно с ним. Совсем другая реальность. Незнакомые ощущения. И главное – острое желание неизведанности и непредсказуемости. Прекрасное и незнакомое чувство.

Несмотря на вино и поздний ужин, Станислав поднялся в пять утра – спать совсем не хотелось. Выпил кофе с круассаном, причмокивая от удовольствия, и быстро добрался пешком до звукозаписывающей студии. Пол покрывали маты, а каждая лингвистическая кабинка отделялась от соседней толстым стеклом.

Предполагалось, что предстоит трудиться две недели, чтобы осилить три тысячи звукосочетаний. За работу он принялся с азартом. Мир съежился до размеров студийных наушников и микрофона. Он не прерывался ни на минуту: только набирал воздуха, выравнивал дыхание – и снова к микрофону!

В конце дня неожиданно для всех выяснилось, что за восемь часов непрерывного труда записано все необходимое, рассчитанное на неделю вперед! Сотрудники студии и руководители проекта собрались вокруг и громко аплодировали Станиславу. Вот он, русский характер!

В следующие два дня пришлось дозаписать разные интонации, а потом он получил целых полторы недели парижских каникул!

Элен встречала его на вокзале Монпарнас. Все полтора часа пути Станислав нервничал. Конечно, предварительно он созвонился с Элен и попросил ее стать его экскурсоводом. А вдруг она согласилась только из вежливости? Вдруг ему все только показалось?

Но вопросы отпали сами собой, когда Элен при встрече на перроне сразу прильнула к его плечу. Ее глаза выглядели чуть влажными. Она долго молчала и казалась сильно растерянной. Станислав подхватил ее на руки.

Они поселились в отеле у Больших бульваров, откуда виднелась в окне Эйфелева башня. Завтракали в саду внутреннего дворика – ароматный кофе, сок, круассаны. Потом, держась за руки, выходили на улицу. Говорили о России, о книгах, о Волге. Ей все было интересно. Станислав рассказывал, как впервые оказался в театре, как отец учил его ловить рыбу.

Они пили вино и смеялись, обсуждали прохожих, сплетничали, ходили в кино. Станислав практически не понимал французскую речь в фильмах, но, главное, Элен была рядом! Он чувствовал ее дыхание и старался дышать в такт.

Они целовались и, счастливые, убегали из зала. Шли гулять и пить вино. Станиславу вдруг стало казаться, что по-другому уже и быть не может.

Однажды вечером, после прогулки по Сене и поедания улиток, она спокойно произнесла:

– Завтра приезжает мой муж. Я приеду проводить тебя в аэропорт. Ничего не говори и ни о чем не спрашивай.

Станислав уже не помнил, как вернулся в Саратов, в провинциальный театр, в столь простую и понятную жизнь. На столе в его кабинете лежала открытая книга француженки Симоны де Бовуар «Прелестные картинки» – прощальный подарок Элен. С подчеркнутой простым карандашом фразой: «Счастье точно самоутверждение жизни в собственной правоте…»

* * *

Станислав нажал пальцем на небольшую белую стрелку, и на экране «Айпада» появилась следующая фотография. Лувр – один из крупнейших музеев мира, но для Станислава имело значение лишь то, что они бывали там вместе с Элен. Вспоминалось, как он тихо нашептывал ей на ушко всякие милые глупости, стараясь прикоснуться к коже губами и вдохнуть ее аромат.

Иногда вдруг казалось, что он просто-напросто придумал столь яркий эпизод счастья. И что в настоящей жизни ничего такого случиться не могло, что все это был лишь сон, который он теперь так часто пытался вспомнить со всеми подробностями.