Пианист

Примерно в это же время по гетто всё чаще ползли слухи один тревожнее другого, хотя, как обычно, необоснованные, – невозможно было найти их источник или хотя бы малейшее доказательство их правдивости Так, однажды пошли разговоры об ужасных условиях в Лодзинском гетто, где евреев заставили пустить в обращение собственную железную валюту, – на неё ничего нельзя было купить, и теперь они тысячами умирали от голода. Некоторые приняли эти новости очень близко к сердцу, у других они в одно ухо влетели, из другого вылетели. Через некоторое время прекратились разговоры о Лодзи, зато начались о Люблине и Тарнуве, где евреев якобы отравляли газом, хотя на самом деле никто не верил в эту историю. Больше походил на правду слух, что число еврейских гетто в Польше сократят до четырёх: в Варшаве, Люблине, Кракове и Радоме. Затем, наоборот, пошли слухи, что жителей Варшавского гетто переселят на восток, отправляя по шесть тысяч человек в день. По мнению некоторых, это было бы сделано уже давно, если бы не та загадочная конференция Еврейского совета, которой удалось убедить гестапо (несомненно, с помощью подкупа) не переселять нас.

Восемнадцатого июля – это была суббота – мы с Гольдфедером участвовали в концерте в кафе «Под фонтаном» на улице Лешно. Этот концерт был бенефисом в пользу знаменитого пианиста Леона Борунского, который однажды выиграл конкурс имени Шопена. Теперь он был болен туберкулёзом и жил в нищете в гетто Отвоцка. Сад перед кафе был полон народа. Пришли около четырёхсот человек из сливок общества и приближенных к ним. Едва ли кто-то мог вспомнить последнее мероприятие такого масштаба, но возбуждение слушателей было вызвано совершенно другими причинами: изысканные дамы из состоятельных кругов и ловкие парвеню сгорали от любопытства, будет ли сегодня госпожа Л. разговаривать с госпожой К. Обе эти дамы занялись благотворительностью и активно участвовали в мероприятиях домовых комитетов, сформированных во многих богатых домах для помощи бедным. Такая благотворительная работа была особенно приятна, поскольку включала в себя многочисленные балы, где люди танцевали, развлекались и пили, а выручка шла на благотворительные цели.

Причиной неприязни между двумя дамами был инцидент, произошедший в кафе «Штука» несколько дней назад. Обе они были по-своему очаровательны, но друг друга не выносили, прилагая все усилия, чтобы увести друг у друга поклонников. Главным призом был Мауриций Кон, собственник железных дорог и агент гестапо, человек с привлекательным и чувственным лицом актёра.

В тот вечер обе дамы приятно проводили время в «Штуке». Они сидели у барной стойки, каждая в своём кружке поклонников, и пытались превзойти друг друга, заказывая самые изысканные напитки и приглашая аккордеониста из джазового оркестра играть лучшие популярные песни у их столиков. Госпожа Л. ушла первой. Она не знала, что, пока она сидела в «Штуке», умирающая от голода женщина ковыляла по улице, а затем потеряла сознание и скончалась как раз за дверью бара. Ослеплённая светом из кафе, госпожа Л. споткнулась о мёртвое тело, выходя наружу. При виде трупа она забилась в истерике, и её никак не могли успокоить. Госпожа К., которой уже рассказали о случившемся, повела себя иначе. Выйдя в свою очередь наружу, она издала возглас ужаса, но немедленно, словно глубина сострадания одержала в ней победу, вернулась к умершей, вынула из сумочки пятьсот злотых и отдала их Кону, стоявшему как раз позади нее. «Пожалуйста, позаботьтесь об этом ради меня, – попросила она. – Обеспечьте ей достойные похороны».

В этот момент одна из дам её кружка прошептала достаточно громко, чтобы слышали все: «Сущий ангел, как всегда!».

Госпожа Л. не могла простить этого госпоже К. На следующий день она назвала её «дешёвой шлюхой» и заявила, что никогда больше не заговорит с ней. Сегодня обе дамы собирались прийти в кафе «Под фонтаном», и золотая молодёжь гетто с любопытством ждала, что будет, когда они встретятся.

Первое отделение концерта закончилось, и мы с Гольдфедером вышли на улицу покурить в своё удовольствие. Мы подружились и выступали дуэтом в течение года; сейчас его нет в живых, хотя в то время его шансы выжить казались выше моих. Он был прекрасным пианистом, а ещё юристом. Одновременно окончил консерваторию и юридический факультет университета, но был предельно самокритичен и пришёл к выводу, что никогда не станет действительно первоклассным пианистом, поэтому сосредоточился на юриспруденции; только во время войны он снова стал пианистом.

Он пользовался невероятной популярностью в довоенной Варшаве благодаря своему уму, обаянию и стилю. Впоследствии ему удалось бежать из гетто и прожить два года, прячась в доме писателя Габриэля Карского. За неделю до прихода Советской Армии он был расстрелян немцами в маленьком городке недалеко от развалин Варшавы.