Тем временем, по мере того как мы разрушали стены, наши условия работы стали хуже. Литовцы, которые охраняли нас теперь, следили, чтобы мы ничего не покупали на рынке, и нас всё тщательнее досматривали на основном посту охраны и по возвращении в гетто. Однажды днём, совершенно неожиданно, в нашей группе произвели отбор. Молодой полицейский встал перед основным постом охраны, засучив рукава, и начал делить нас по принципу лотереи, просто как ему вздумается: налево – умереть, направо – жить. Меня он послал направо. Тем, что слева, приказали лечь на землю лицом вниз. Затем он застрелил их из револьвера.
Примерно через неделю на стенах гетто появились объявления о новом отборе, касавшемся всех оставшихся в Варшаве евреев. Триста тысяч человек уже «переселили», теперь осталось около сотни тысяч, но право и дальше жить в городе получат только двадцать пять тысяч – квалифицированные специалисты и другие работники, необходимые немцам.
В назначенный день служащих Совета согнали во двор здания Еврейского совета, а остальное население – на участок между улицами Новолипки и Генся. Для двойной гарантии один из еврейских полицейских, офицер по фамилии Блаупапир, стоял перед зданием Совета с плёткой в руках и лично пускал её в ход против любого, кто пытался пройти.
Тем, кто должен был остаться в гетто, раздали номерки, отпечатанные на клочках бумаги. Совет имел право оставить пять тысяч своих сотрудников. В первый день мне номерка не дали, но я всё равно спокойно проспал всю ночь, смирившись с судьбой, хотя мои товарищи чуть с ума не сошли от страха. На следующее утро я всё же получил номерок. Нас построили рядами по четыре, и нам пришлось дожидаться, пока контрольная комиссия СС под командованием унтер-штурмфюрера Брандта соизволит прийти и пересчитать нас на тот случай, если вдруг помилованных окажется слишком много.
По четыре, размеренным шагом, в окружении полиции, мы двинулись к воротам здания Совета, чтобы отправиться на улицу Генся, где нам предстояло разместиться. Позади нас толпа обречённых на смерть металась из стороны в сторону, заходилась криком, стенала и проклинала нас за наше чудесное спасение, а литовцы, ответственные за их переход от жизни к смерти, стреляли в толпу, чтобы утихомирить её уже привычным способом.
Итак, я снова получил шанс на жизнь. Но надолго ли?
11. «Стрелки, вперёд!»
Я вновь сменил место жительства – последний из уже не помню скольких переездов с тех пор, как мы жили на улице Слиска, и с начала войны. На этот раз мы получили общие комнаты, скорее даже камеры, в которых были лишь самая необходимая обстановка и дощатые нары. Я жил с тремя членами семьи Пружаньских и госпожой А., молчаливой женщиной, державшейся в стороне от всех, хотя она делила комнату с нами всеми. В первую ночь на этом месте мне приснился сон, крайне обескураживший меня. Казалось, это окончательное подтверждение предположений о судьбе моей семьи. Мне приснился мой брат Генрик, который подошёл ко мне, склонился над моей постелью и сказал: «Мы уже умерли».
В шесть утра нас разбудили шаги множества людей в коридоре. Там громко разговаривали и суетились. Привилегированные рабочие, занимавшиеся перестройкой резиденции коменданта СС в Варшаве на Уяздовской аллее, уходили на работу. Их «привилегированный» статус означал, что перед выходом им давали питательный суп с мясом; он был неплох на вкус и насыщал на несколько часов. Мы вышли вскоре после них почти с пустыми животами, получив немного водянистой похлёбки. Её слабые питательные свойства соответствовали важности нашей работы: мы убирали двор перед зданием Еврейского совета.