Пианисты

Он захлопнул дверь своей комнаты. Взял первую попавшуюся книжку, но теперь его преследовал тяжелый, укоряющий взгляд матери. Встревоженные голоса за дверью. Он так привык к тишине в доме. Даже если кто-то им звонил, мать говорила по телефону очень спокойно. Этот ее голос всегда умиротворял, согревал. Видимо, что-то детское просыпалось в памяти, что-то мягкое и обволакивающее. Всякий раз безотчетно внутри отзывалось: как хорошо, что они вместе.

Теперь же опять чужой человек, все эти звонки. Или они проверяют и настраивают телефон? Неважно, все это невыносимо, отвлекает от главного – от работы, мыслей, идей, музыки.

Открылась и закрылась входная дверь. Видимо, кареглазая ушла. Доносились тихие шаркающие шаги матери, шорохи из кухни. Когда он вышел из своей комнаты, матери он не увидел, наверное, ушла к себе в спальню. В воздухе чувствовался резкий запах валерианы или еще каких-то успокоительных.

Надо идти спать, хватит на сегодня. Андрей долго лежал в кровати с открытыми глазами. Мысли путались. Он то пытался прокрутить ситуацию назад и представить, что было бы, не вспыхни он в ответ на беспомощную игру этой девицы. То размышлял, как на завтрашней репетиции начнет именно со второй части, с вариаций, будет под эти лиричные звуки вспоминать нежность Дианы, а в третьей части докажет всем: он знает, что делает. Вообще-то об этом надо заявить как можно смелее уже в первой части… Господи, всего-то двадцать минут, неужели он не справится?

Сон не шел. Мать, стараясь не шуметь, что-то делала в гостиной, куда выходили двери всех комнат. Потом открывались и закрывались кухонные шкафы, холодильник. Мать что-то искала. Лилась вода в ванной, в туалете. Опять шаги. Андрей не выдержал, вышел из комнаты.

– Мам, ты в порядке?

– Да, все нормально. Иди спи. Завтра трудный день…

Иногда Андрей все же проваливался в сон. Ему казалось, что он падает в глубокий колодец. Потом он укладывал ноты в розовый чемодан. Вдруг из ниоткуда возникало крупным планом лицо этой дуры – с большими заплаканными глазами. Ему что-то кричали, он все не мог разобрать, но потом расслышал: «Вы выкинули мои вещи!»

Он просыпался и чувствовал, как его обдает холодом изнутри. Казалось, что в комнате душно и надо открыть окно. И выпить воды.

Снова колодец, нет, уже лифт со стеклянными стенами, несущий куда-то вверх, а потом не вертикально, а горизонтально, между зданиями, на большой высоте, чуть ли не между облаков. И вот уже репетиционный зал, но что-то не так. Он вглядывается в музыкантов, но вместо них только Машеньки: со скрипками в руках, трубами, и самая большая, корпулентная Машенька – с виолончелью, а на пюпитрах вместо нот раскрытые книжки. Он видит их цветастые обложки. Откуда-то из коридора раздается школьный звонок…

* * *

Андрей открыл глаза и понял, что звонит телефон. На часах было около семи. Так рано их обычно не беспокоили. Мать уже была на ногах – она успела взять трубку. До Андрея доносился ее встревоженный голос. Ему не хотелось, но он вышел из комнаты.

– Это Жанна Аркадьевна, мама Машеньки. Она едет к нам.

– А это обязательно?

– Что обязательно?

– Ну вот эта вся суета… Может, они бы сами как-то разобрались?

– Что значит суета? Она мать! Имеет право знать, что происходит с ее дочерью! У нее фотографии девочки. Без них в милиции заявление о пропаже не примут, не начнут поиски. Так нам с Кирой объяснили, когда она дозвонилась по ноль-два.

– Но столько чужих людей в доме… я так не могу.

– Потерпи, надеюсь, все образуется. Не может же человек ни с того ни с сего в центре Москве вот так взять и исчезнуть.

Андрей размышлял, не уйти ли ему пораньше из дома и просто поработать в каком-нибудь пустующем помещении в филармонии, хоть и без инструмента. С другой стороны, он совсем не хотел оставлять мать одну. Бессонная ночь как будто отпечаталась на ее лице. Она и в обычном своем состоянии никогда не отличалась румянцем, а тут совсем поблекла, осунулась, и только глаза на этом бескровном лице казались еще ярче – то ли оттого, что сильнее слезились, то ли от какой-то внутренней болезненной решимости.

Часа через два появилась Жанна Аркадьевна. Дом сразу наполнился непривычным громким гомоном. Она говорила без остановки, комментируя любое замечание матери. Андрей вежливо поздоровался, и та даже с улыбкой ему ответила, что он тут же истолковал в свою пользу – ну хотя бы она не винит его в произошедшем. Может, и правда, все уладится.

Он ушел к себе, но слышал довольно отчетливо, как Жанна Аркадьевна кляла свою дочь на чем свет стоит. Как она посмела, наглая девчонка, за все то добро, которое люди для нее сделали, вот так поступить. «Подлая, негодяйка, никогда не прощу, что вообще себе позволяет, она еще хуже, чем я о ней думала… Ну погоди, ты у меня найдешься…»

Андрей не верил своим ушам. Безусловно, он мог предположить, что в других семьях с детьми разговаривают грубо и отношения бывают разные, мало ли что. Но чтобы родная мать последними словами крыла свою дочь, да еще в такой ситуации? Может, она не понимает, что происходит?

Потом голоса стихли. Мать заглянула к нему в комнату: