Пианисты

– Мы в отделение милиции. Подавать заявление…

Дверь закрылась. Не было никакой возможности думать о работе. Он подошел к окну. Небо насупилось, наверное, пойдет дождь. За эти дни погода сильно изменилась. В распахнутую форточку врывался прохладный воздух, пропитанный легко узнаваемым запахом осени. Он бродил по квартире. Раздвигал в гостиной еще закрытые шторы. Откручивал и закручивал кран в ванной. Подойдя к холодильнику, отворил дверцу и что-то долго искал на полках, но так и не смог вспомнить, что именно. Заправил любимую кофеварку. Это всегда хорошая идея – выпить кофе и подумать, как жить дальше. Эта дежурная фраза часто ему помогала – на распутье, когда трудно было принимать какое-то решение, когда охватывали сомнения и неуверенность. Но сейчас он про это «дальше» не понимал ничего. Только чувствовал: что-то случилось и уже как раньше, никогда не будет. Вторглось что-то чужое, враждебное, и оно будет разрушать его жизнь до конца. Раньше он не знал, что такое предчувствие, и никогда бы не поверил, что кто-то может предсказывать или угадывать будущее. Он и сейчас не знал, как будет дальше. Но все вокруг уже было другим – и дом, и мир за окном выглядели иначе, не так, как еще вчера…

Мать и Жанна Аркадьевна вернулись довольно скоро, или ему так показалось. Они молчали. Мать Машеньки выглядела подавленной, ничего не говорила. И это пугало.

– Помоги мне, – бросила в сторону Андрея мать. – Надо усадить ее поудобнее, и принеси воды.

– Так что сначала? – резко выпалил Андрей, но, заметив остановившийся взгляд Жанны Аркадьевны, тут же умолк.

Они отвели женщину в гостиную. Опустили в кресло, отодвинув торшер и раскрыв пошире окно рядом. Пока Андрей возился со стаканом и фильтром на кухне, из гостиной раздались рыдания.

– Девочка моя, что же ты делаешь со мной? – голосила Жанна Аркадьевна, как на похоронах.

Мать стояла на коленях рядом и гладила ее руку:

– Жанна Аркадьевна, миленькая, не думайте о плохом, мало ли что сказал капитан. – И, уже обратившись к Андрею, попросила: – Надо накапать валокордина, нет, лучше я сама.

Мать пошла на кухню, и Андрей побрел за ней.

– Что вам там наговорили?

– Там был ужас, все эти объявления о пропавших, капитан так плохо с нами обращался, как будто мы сами и виноваты…

Когда они вернулись в гостиную, Жанна Аркадьевна сидела, как-то совсем обмякнув, с запрокинутой головой, открытым ртом. Было непонятно, дышит ли.

– Заснула? Или потеряла сознание? – Андрея накрыл ужас, хотя он как мог гнал от себя плохие мысли.

– Надо вызывать скорую…

* * *

Второй год репетиции оркестра проходили в этом помещении бывшего кинотеатра. Место совсем непрестижное, зато недалеко от метро – музыкантам удобно. Старая переделанная стекляшка. С другой стороны, здесь было все, что нужно, а главное – никто не мешал.

Андрей приехал на репетицию пораньше, ушел из дома, как только скорая увезла Жанну Аркадьевну в больницу. В квартире чувствовалось присутствие чего-то мрачного, неотвратимого, и оставаться в ней дольше стало невыносимо.

Здание бывшего советского кинотеатра Андрею даже нравилось. Не давил авторитет исторических личностей, как в старых филармониях или консерваториях обеих столиц. Ты не был обязан соответствовать антуражу и, в сущности, создавал здесь свою историю сам.

Он прошел через служебный вход, с правого торца, противоположного кассам. Его тепло поприветствовал дежурный. Больше, кажется, никого. В тишине здания шаги по коридору отдавались гулко. Вдруг из-за закрытой двери в главный зал он услышал трубу. Это Гена – видимо, снова перерыв в электричках и он приехал загодя. Гена надежный трубач, но Андрею хотелось и от него получить гораздо больше, чем тот обычно выдавал.

Еще не открыв дверь, он услышал женский голос, потом смех Гены. Видимо, Лиза, первая скрипка, тревожная девушка, тоже решила сегодня не опаздывать. Андрей был в целом ею доволен – дисциплинированная, чуткая, толковая, понимающая. Но как-то по инерции он считал, что первой скрипкой должен быть уважаемый всеми, убеленный сединами серьезный дядька, а не двадцатипятилетняя пигалица. Но учредители выбрали ее, так тому и быть. Андрей вошел и поздоровался. Смех тут же прекратился, музыканты странно переглянулись, и в воздухе повисла недосказанность. Господи, неужели и в оркестре знают, что он натворил… Андрей направился к роялю, проверил ля второй октавы – клавиша в последнее время дребезжала – и си в большой, которая стала чуть западать. Он просил обратить внимание настройщика. Вроде бы исправили. До начала репетиции еще уйма времени. Лучше побыть одному в кабинете, там тоже неплохой инструмент. Он взял с дирижерского пюпитра приготовленные ноты и удалился к себе.

* * *