Пять пятилеток либеральных реформ. Истоки российской модернизации и наследие Егора Гайдара

В сентябре – ноябре Гайдар стал наверстывать упущенное, пошел на жесткие ограничительные меры, что, естественно, сделало его положение еще более неустойчивым. Зато федеральный бюджет, несмотря на противостояние с ЦБ и Верховным Советом, был в эти месяцы сведен с профицитом. Егору, вообще говоря, было чем гордиться: введена конвертируемая по текущим операциям валюта (с июля 1992-го курс ЦБ определялся на основе результатов торгов на валютной бирже), высоким темпом идет приватизация (к декабрю число приватизированных предприятий составило 46,8 тысячи), восстанавливаются валютные резервы, разделены экономические системы России и бывших союзных республик. К этому можно добавить заработавшую налоговую систему, в основе которой – налог на добавленную стоимость (в IV квартале доля налоговых поступлений в ВВП составила 49,6 % по сравнению 26,1 % в I квартале). Словом, появилась рыночная экономика.

Но парадоксальным образом успех политики – это поражение политика. К концу ноября, незадолго до очередного Съезда народных депутатов, стало очевидно: двоевластие достигает пика, депутаты готовы дать бой Ельцину и твердо намерены снести Гайдара.

Егора пытались склонить к компромиссам: в условиях торга были гарантии (ничем не подкрепленные, разумеется) сохранения за ним позиции премьера в обмен на почти полное размывание команды – замену Шохина, Авена и Нечаева кадрами краснодиректорского лобби.

В это время всерьез обсуждался вопрос о досрочной отставке и. о. премьер-министра. Григорий Глазков вспоминал: «Поздней осенью мы сидели в Волынском с Гайдаром, Чубайсом и нашими польскими коллегами Мареком Домбровским и Яцеком Ростовским (они представляли варшавский Центр социального и экономического анализа; Ростовский, родившийся в семье польских эмигрантов в Британии и сделавший там карьеру ученого-экономиста, был советником Бальцеровича, а в дальнейшем стал министром финансов Польши. – А. К.) и обсуждали возможность ухода Егора с поста премьера. Поляки уговаривали Гайдара уйти. Он доказывал необходимость оставаться в правительстве до последнего момента, пока еще что-то можно сделать. Я был на стороне польских коллег».

Егор оставался верен своей логике: каждый день и каждый час работы в правительстве может продвинуть реформы вперед. Пусть и не до точки невозврата. А может быть, – и до нее.

Осенью 1992 года Егор гасил конфликты. Осетино-ингушский. И в Таджикистане, что важно, потому что это граница России и она не должна была полыхать. По своей инициативе он отправился в воюющий Таджикистан, чтобы на месте оценить обстановку и понять, на кого ставить.

Виктор Ярошенко описывал события так: «В октябре 1992 года Егор пригласил меня полететь с ним в Бишкек на саммит СНГ. Был там и президент Ельцин, который после заседаний отправил Гайдара неожиданно в Душанбе, где шла гражданская война. Чтобы борт мог сесть в Душанбе, президент отдал свой самолет. Никогда не забуду, как бежали из ельцинского самолета чиновники. (А их, по уже устному свидетельству Ярошенко, суммарно было под сотню человек. – А. К.)

Нас в президентском самолете оказалось семь человек: Гайдар, начальник гайдаровского секретариата Николай Головнин, руководитель Росхлебопродукта Чешинский, министр по делам СНГ Владимир Машиц, два офицера службы охраны президента и я.

Город был в руках разных сил, которые нас встречали, каждая делегация со своими пулеметами. Отвезли нас на правительственную дачу, которую я знал еще по советским временам. Под всеми окнами поставили автоматчиков. Наутро начались переговоры с участием враждующих сторон и России. А потом мы с Гайдаром летали на военном вертолете над горящим Кулябом, над истекающей кровью прекрасной страной. Я знал ее мирной, я изъездил ее вдоль и поперек. Приземлились в Московском погранотряде. Наши пограничники там держались в осаде, со всех сторон у них были враги. Коммуникации были прерваны. Я об этом несколько лет назад написал, что так и не понял, зачем Ельцин послал Гайдара в воюющий Душанбе, зачем было рисковать премьером.

Егор через какое-то время сказал, что прочитал мой текст.

Ты не мог знать, сказал он, что это я просил Ельцина послать меня туда, разобраться на месте. Я тогда принял довольно трудное решение. Мы тогда выбрали сторону. Возможно, это было неправильно, но гражданская война там быстро закончилась».

Гайдар и здесь действовал как военный человек. Выбрав Эмомали Рахмонова, лидера кулябцев (одной из трех этнико-территориальных групп, враждовавших в Таджикистане), он тем самым «принял сторону» ради окончания гражданской войны. Принять сторону означало дать четкие указания, кого поддерживать 201-й российской дивизии, воевавшей еще в Афганистане.