Пять пятилеток либеральных реформ. Истоки российской модернизации и наследие Егора Гайдара

Тогда телеведущий Александр Любимов посоветовал телевизионной аудитории идти спать – в том смысле, что это чужая война, не для обывателя. С противоположным призывом обратилась любимая миллионами актриса Лия Ахеджакова, которая со своей неподражаемой интонацией сказала: «Друзья мои, проснитесь, не спите. Сегодня ночью решается судьба несчастной России, нашей несчастной Родины».

Аркадий Мурашёв, в 1991–1992 годах возглавлявший московскую милицию, близкий соратник Гайдара, вспоминал: «Вырубили телеканалы. Стало понятно, что можно обратиться только с Российского телевидения. Их студия была на улице „Правды“. Мы выехали вдвоем с Егором на его машине. По дороге обсуждали, как все лучше сделать: вдвоем ли нам выступать или ему одному, что говорить, как говорить, что делать потом. Собственно, путь был совсем небольшой – проехать от Старой площади до улицы „Правды“. На месте нас, по-моему, встречал Попцов (Олег Попцов – в то время глава ВГТРК. – А. К.). Решили, что Егор будет говорить один. Примерно обсудили, что он будет говорить. Я был в студии, где снимали обращение Егора. Это был, кажется, не прямой эфир, а запись – чтобы, если будут какие-то оговорки, можно было бы исправить. Кажется, сняли со второй попытки. Сразу дали в эфир».

В 22:00 на голубом – в буквальном смысле, потому что голубым был фон, – экране российского телевидения появился Гайдар. Он с необычайным спокойствием, даже задумчиво, словно рассуждая про себя, как будто читая рядовую лекцию или ведя беседу у камина, начал разговор с нацией. Поначалу даже смотрел не в ту камеру, пока его, судя по всему, не попросили перевести взгляд на другую:

«Дорогие друзья, все эти последние дни правительство России больше всего хотело сохранить спокойствие, избежать кровопролития. Даже сегодня, когда стало ясно, что люди, которые взяли курс на вооруженную конфронтацию, готовы переступить через реки крови, чтобы сохранить свою власть, реставрировать старый тоталитарный режим, снова отнять у нас свободу. Мы надеялись, что удастся избежать вовлечения граждан в это противостояние. Вместе с тем, к сожалению, ситуация продолжает обостряться. У „Останкино“ идет бой, противоположная сторона применяет гранатомет, тяжелый пулемет, пытаются захватить узлы связи, средства массовой информации, добиться силового установления контроля в городе. Правительство предпринимает усилия с тем, чтобы подтянуть силы, необходимые для того, чтобы остановить успех реваншистов. Но надо сказать честно: сегодня вечером нам нужна поддержка. Сегодня мы не можем переложить ответственность за судьбу демократии, за судьбу России, за судьбу нашей свободы только на милицию, на внутренние войска, на силовые структуры. Сегодня должен сказать свое слово народ, москвичи (курсив мой. – А. К.). Должны сказать свое слово те, кому дороги свобода России, ее демократическое будущее.

Мы призываем тех, кто готов поддержать в эту трудную минуту российскую демократию, прийти ей на помощь, собраться у здания Моссовета с тем, чтобы объединенными усилиями встать на защиту нашего будущего, будущего наших детей, не дать снова на десятилетия сделать из нашей страны огромный концентрационный лагерь. Наше будущее в наших руках. Если мы его проиграем, нам не на кого будет пенять, кроме как на нас самих (курсив мой. – А. К.). Я верю в наше мужество, я верю в здравый смысл нашего общества, верю в то, что мы просто не можем сегодня проиграть».

Это исторически уникальное обращение политического деятеля. Он призвал в соучастники в спасении демократического вектора развития страны обычных граждан в необычных обстоятельствах – настоящей гражданской войны. Призвал к участию в гражданской войне гражданское общество.

Многие возмущались этим призывом, увидев в выступлении Егора попытку создать из массы людей живой щит. У Гайдара же, который видел нерешительность армии и правоохранительных структур, не было сомнений в своей правоте: «Кто, собственно, собирался брать Останкино, интересно? Кто мэрию брал? Не баркашовцы ли со свастикой? И в этой ситуации не принять мер для того, чтобы не позволить людям со свастикой захватить власть в ядерной стране, на мой взгляд, безответственная халатность и преступление».

Гайдар взял на себя ответственность за страну. Принял самое тяжелое решение в своей жизни. В диалоге – весьма непростом – со слушателями «Эха Москвы» он объяснял: «Я много чего делал в своей жизни. Раздавал оружие в Осетии в 1992 году во время конфликта. У меня длинная жизнь с массой сложных моментов. Цены размораживал… Ничего подобного тому, что я сделал 3 октября 1993 года, когда действительно позвал людей, включая своего отца, брата, племянника, родственников, знакомых, которые у меня все оказались. Ничего более страшного я не делал».