Пять пятилеток либеральных реформ. Истоки российской модернизации и наследие Егора Гайдара

Ночью народная дружина, в связи с введением режима чрезвычайной ситуации, объявленным президентом, также занималась закрытием газет, таких как „Правда“, „День“. Нам дали два автобуса, мы посадили туда ребят и ездили по городу. Все произошло довольно спокойно… Закрывали мы ночью и местные райсоветы – в соответствии с приказом президента. Практически все это, конечно, была настоящая гражданская война, хотя и очень скоротечная».

Владимир Боксер, один из основателей «Демократической России»: «Последовал призыв Гайдара по телевидению, и после него пришли десятки тысяч. По моим приблизительным оценкам – 25–30 тысяч вечером собралось. Мы простояли всю ночь, и это сыграло ключевую роль. Потому что, насколько я знаю от непосредственных очевидцев – в Кремле был полный паралич: все испугались, разбежались и пр. Еще, может быть, сыграло роль то, что в Москве был очень „реальный“ человек – Юрий Михайлович Лужков. Для той стороны это тоже было важно. Когда мы стояли у Моссовета, я туда заходил и видел, что у Лужкова стояли автоматчики… Пожалуй, это было единственное место, где я точно знаю, что была организована вооруженная сила, которая могла бы оказать реальное сопротивление.

Важнейшую роль, конечно, имел призыв Гайдара. Тот факт, что по его призыву пришло раза в 3–4 больше людей, чем было у Белого дома, сыграл основную роль в том, что военные заняли определенную сторону. Грачев до этого все саботировал. Он не хотел оказаться крайним, не хотел вмешиваться, потому что казалось, что „народ против“. Но когда армия начала действовать, то все это было сделано так, как будто они ни к чему не готовились – они должны были замести следы своего саботажа и сделали так по-идиотски, топорно, со всеми этими танковыми выстрелами».

Вопрос таких «переходных состояний» власти с пучком возможностей в развитии событий всегда занимал Гайдара – и в частных разговорах, и в исследовательской работе. Во всяком случае свой последний труд – «Смуты и институты» – он посвятил именно теме безвластия в революционные периоды. Изучая опыт Февральской и Октябрьской революций 1917 года, Гайдар писал: «Когда происходит подобная катастрофа (революция. – А. К.), роль писаных законов, правовых процедур – невелика. Монополия государства на применение силы рушится. Ключевой вопрос – есть ли боеспособные части и чьим приказам они подчиняются».

Безвластие – это тема не только октября 1993-го, но и периода развала Союза – начиная с августовского путча и до конца 1991 года. Все очень похоже на период между февралем 1917 года и осенью 1918-го: «Стояли здания, привычно ассоциирующиеся с властью, в высоких кабинетах сидели чиновники, но в их подчинении не было структур, обеспечивающих контроль за положением в стране».

Егора всегда занимала история Октябрьского переворота: а что, если бы у Александра Керенского были войска, способные подавить большевиков? История страны пошла бы по другому пути. Без Ленина, Сталина, Большого террора. Но, объяснял Гайдар сам себе, Керенский «слишком поздно понял: малочисленность сил большевиков не столь значима, важно, что в распоряжении Временного правительства надежных войск нет. А это значит, что несколько тысяч вооруженных людей могут установить контроль над ключевыми точками столицы».

Спустя год после октябрьских событий 1993 года в одной из статей Гайдар напишет: «Если сравнить с тем же 1905 годом: расстрелять безоружную толпу – варварство, преступление.

Подавить вооруженный мятеж – горькая, но безусловная обязанность власти».

А потом были выборы, ставшие символом двух упущенных шансов: объединения демократов после их победы над консервативным Верховным Советом и резкого ускорения экономических реформ и подавления лобби красных директоров, ТЭКа, ВПК и АПК.

Демократы шли на выборы разобщенными. Тогда в Думу разрешалось избираться и членам правительства. И они оказались в разных избирательных блоках. Гайдар – в «Выборе России», основу которого составила партия «Демократический выбор России», и в ней тоже не было внутреннего единства. Шохин и Шахрай – в Партии российского единства и согласия (ПРЕС), набравшей 6,73 % голосов, которые очень пригодились бы получившему 15,51 % «Выбору России». (Блок Гайдара – а он стал лидером движения, сам того не желая, – уступил первое место ЛДПР с ее абстрактной популистской идеологией, густо замешенной на национализме и клоунаде, этом коктейле, сегодня хорошо знакомом и в странах Запада; результат партии Владимира Жириновского – 22,92 %.) Правда, по версии Шохина, сама партия ПРЕС возникла именно потому, что Гайдар не хотел его и Шахрая брать в «Выбор России», то есть расширять коалицию. Хотя скорее дело не в коалиции, а в том, что с момента ссоры в декабре 1992 года Егор Тимурович так и не готов был считать Александра Николаевича союзником…