Читаем Пять пятилеток либеральных реформ. Истоки российской модернизации и наследие Егора Гайдара полностью

Конечно, возвращение Гайдара в правительство в сентябре 1993-го радикально усилило ресурс Бориса Федорова. Они никогда не были друзьями и не работали как команда. Впоследствии, когда каждый из них занялся партийной политикой, они оказались скорее конкурентами, чем союзниками. Однако их солидарные действия в 1993-м создали условия для снижения инфляции в конце зимы – начале весны 1994 года (потом она обрела второе дыхание в результате очередного этапа безответственной траты государственных денег). Вместе им еще в сентябре 1993 года удалось отменить так называемое льготное кредитование, на котором сколачивались огромные состояния «из воздуха». «Механизм известен, – объяснял Гайдар. – Коммерческие банки, иные структуры получают от государства огромные суммы под низкую процентную ставку, а сами затем перепродают эти деньги под несоизмеримо более высокий процент». Эта схема была выведена из строя. Кроме того, Егор Тимурович и Борис Григорьевич отменили и импортные субсидии.

Однако, упустив момент для радикализации реформ в октябре – ноябре 1993-го, Ельцин поставил Гайдара в несколько неловкое положение. Сравнительно успешное выступление демократического избирательного блока «Выбор России» на парламентских выборах, воспринятое как поражение, очень сильно расстроило президента, чтобы не сказать – деморализовало. Политически неудача электоральной кампании, несмотря на формирование демократами самой большой фракции в Госдуме, снизила аппаратный вес Гайдара и Федорова в правительстве. До выборов многие считали очень даже вероятным назначение Гайдара премьер-министром, после выборов это казалось уже невозможным. И если промышленники и губернаторы, по выражению Егора, после событий октября 1993 года, казалось, «в росте уменьшились», то теперь они начали расправлять плечи.


О многих решениях Гайдар узнавал если не последним, то точно не первым. Аппарат умеет изолировать высших чиновников, особенно если чувствует себя в силе. На такое же ощущение изоляции жаловался и Борис Федоров. При формировании послевыборного кабинета министров была сделана попытка понизить его статус, то есть перевести в обычные министры, что сильно ослабляло возможности борьбы с лоббистами – нефтяными, газовыми, аграрными.

И если Гайдар был раздражен межбанковским соглашением об объединении денежных систем России и Белоруссии и неприлично дорогостоящим решением о строительстве нового парламентского центра, то Федоров требовал от Ельцина отставки своих главных политических оппонентов – главы ЦБ Виктора Геращенко и аграрного вице-премьера Александра Заверюхи.

Самое интересное, что пришло и то время, когда Ельцин отменил строительство нового здания парламента, и союз с Белоруссией оказался формальным, да и отставки Геращенко и Заверюхи последовали, хотя Александр Харлампиевич продержался в правительстве до 1997 года. Не говоря уже о том, что сам Виктор Степанович Черномырдин оказался реалистом: на бумаге деньги бывали расписаны, а потом мало кому выдавались. Но ощущение и у Гайдара, и у Федорова было такое, что экономический курс разворачивается, а Ельцин на это смотрит нейтрально-пассивно.


О своем решительном желании уйти в отставку Гайдар Федорова не предупредил. Сообщил только Чубайсу, которого в правительстве оставляли вице-премьером: Черномырдин видел в нем сильную фигуру, считал его противовесом усиливавшемуся Олегу Сосковцу. К тому же никто другой не мог завершить ваучерную приватизацию и взять на себя все риски окончания этого процесса. Виктор Степанович по прозвищу ЧВС ценил людей, которые умели работать, несмотря на разногласия и несовпадение взглядов.

Разговор двух друзей-реформаторов оказался крайне горячим и тяжелым. Набор аргументов в пользу отставки показался Чубайсу слабым. «Опять я остаюсь один!» – досадовал он, имея в виду свое одиночество в правительстве после первой отставки Гайдара. Егор жаловался, что ему все перекрывает руководитель аппарата правительства Владимир Квасов, опытнейший номенклатурщик и правая рука Виктора Степановича. «Но мы же всегда в таких условиях работали!» – возражал Анатолий Борисович, который имел богатый опыт аппаратных войн с тем же Владимиром Петровичем Квасовым. Не говоря уже о том, что в тот момент самому Чубайсу было не легче, он находился на грани отставки, а чековая приватизация переживала кризис: тормозилась реализация показателя «сбор ваучеров». Нужно было продавать больше объектов, чтобы, соответственно, под продажи собирать приватизационные чеки. Впрочем, тогда Чубайс устоял, потому что его недоброжелателей не устроила перспектива назначения на пост главы Госкомимущества Петра Филиппова, и указом президента срок проведения чековой приватизации был продлен до 1 июля 1994-го. Кроме того, Гайдар разговаривал с Ельциным по поводу Чубайса и настаивал на том, чтобы президент не отправлял его в отставку.

Перейти на страницу:

Все книги серии Либерал.RU

XX век: проработка прошлого. Практики переходного правосудия и политика памяти в бывших диктатурах. Германия, Россия, страны Центральной и Восточной
XX век: проработка прошлого. Практики переходного правосудия и политика памяти в бывших диктатурах. Германия, Россия, страны Центральной и Восточной

Бывают редкие моменты, когда в цивилизационном процессе наступает, как говорят немцы, Stunde Null, нулевой час – время, когда история может начаться заново. В XX веке такое время наступало не раз при крушении казавшихся незыблемыми диктатур. Так, возможность начать с чистого листа появилась у Германии в 1945‐м; у стран соцлагеря в 1989‐м и далее – у республик Советского Союза, в том числе у России, в 1990–1991 годах. Однако в разных странах падение репрессивных режимов привело к весьма различным результатам. Почему одни попытки подвести черту под тоталитарным прошлым и восстановить верховенство права оказались успешными, а другие – нет? Какие социальные и правовые институты и процедуры становились залогом успеха? Как специфика исторического, культурного, общественного контекста повлияла на траекторию развития общества? И почему сегодня «непроработанное» прошлое возвращается, особенно в России, в форме политической реакции? Ответы на эти вопросы ищет в своем исследовании Евгения Лёзина – политолог, научный сотрудник Центра современной истории в Потсдаме.

Евгения Лёзина

Политика / Учебная и научная литература / Образование и наука
Возвратный тоталитаризм. Том 1
Возвратный тоталитаризм. Том 1

Почему в России не получилась демократия и обществу не удалось установить контроль над властными элитами? Статьи Л. Гудкова, вошедшие в книгу «Возвратный тоталитаризм», объединены поисками ответа на этот фундаментальный вопрос. Для того, чтобы выявить причины, которые не дают стране освободиться от тоталитарного прошлого, автор рассматривает множество факторов, формирующих массовое сознание. Традиции государственного насилия, массовый аморализм (или – мораль приспособленчества), воспроизводство имперского и милитаристского «исторического сознания», импульсы контрмодернизации – вот неполный список проблем, попадающих в поле зрения Л. Гудкова. Опираясь на многочисленные материалы исследований, которые ведет Левада-Центр с конца 1980-х годов, автор предлагает теоретические схемы и аналитические конструкции, которые отвечают реальной общественно-политической ситуации. Статьи, из которых составлена книга, написаны в период с 2009 по 2019 год и отражают динамику изменений в российском массовом сознании за последнее десятилетие. «Возвратный тоталитаризм» – это естественное продолжение работы, начатой автором в книгах «Негативная идентичность» (2004) и «Абортивная модернизация» (2011). Лев Гудков – социолог, доктор философских наук, научный руководитель Левада-Центра, главный редактор журнала «Вестник общественного мнения».

Лев Дмитриевич Гудков

Обществознание, социология / Учебная и научная литература / Образование и наука

Похожие книги

Отмытый роман Пастернака: «Доктор Живаго» между КГБ и ЦРУ
Отмытый роман Пастернака: «Доктор Живаго» между КГБ и ЦРУ

Пожалуй, это последняя литературная тайна ХХ века, вокруг которой существует заговор молчания. Всем известно, что главная книга Бориса Пастернака была запрещена на родине автора, и писателю пришлось отдать рукопись западным издателям. Выход «Доктора Живаго» по-итальянски, а затем по-французски, по-немецки, по-английски был резко неприятен советскому агитпропу, но еще не трагичен. Главные силы ЦК, КГБ и Союза писателей были брошены на предотвращение русского издания. Американская разведка (ЦРУ) решила напечатать книгу на Западе за свой счет. Эта операция долго и тщательно готовилась и была проведена в глубочайшей тайне. Даже через пятьдесят лет, прошедших с тех пор, большинство участников операции не знают всей картины в ее полноте. Историк холодной войны журналист Иван Толстой посвятил раскрытию этого детективного сюжета двадцать лет...

Иван Никитич Толстой , Иван Толстой

Биографии и Мемуары / Публицистика / Документальное