Читаем Пять пятилеток либеральных реформ. Истоки российской модернизации и наследие Егора Гайдара полностью

Было еще Российское движение демократических реформ во главе с Анатолием Собчаком (еще 4,8 %, ушедших в никуда). И Демократическая партия России, запутывавшая избирателя своим названием, в которую входил известный со времен перестройки яркий трибун Николай Травкин, а вместе с ним первую тройку составляли харизматичный кинорежиссер Станислав Говорухин и видный советский экономист и критик реформ Гайдара Олег Богомолов. По списку этой партии, набравшей 5,52 %, прошел и бывший член команды реформаторов, переметнувшийся в 1993 году на сторону Верховного Совета и начавший сольную карьеру Сергей Глазьев.

Что характерно, Ельцин не оказал поддержки «Выбору России», а Гайдар ее ждал. На съезд избирательного объединения 17 октября 1993 года президент не приехал. Егор выступал на этом совещании как признаваемый лидер. Говорил о том, что сложившаяся политическая ситуация «снимает целый ряд ограничений, стоявших на пути демократических реформ». И как реалист видел множество опасностей, которых, как выяснилось очень скоро, не удалось избежать. В частности, он предвидел раскол и дробление демократического движения: «Логика будет примерно такая. Сегодня власть в руках правительства и президента. „Выбор России“ – база поддержки курса реформ. Но надо заботиться и о том, чтобы там были и другие силы, чтобы там была демократическая оппозиция. И я уверен, что на выборы выйдут много блоков, потенциально близких нам… И каждый из них будет аргументировать необходимость такого разрозненного выхода на выборы тем, что нужно привлечь разные группы избирателей… Беда в том, что мы в результате можем снова получить предельно разрозненный, разобщенный парламент – парламент, вновь устроенный по принципу маленьких групп давления».

Так оно и получилось. Хотя, как мы увидим, «короткая» Дума 1993–1995 годов была самым настоящим парламентом, возможно единственным его образцом в постсоветской истории. И, как говорил депутат-гайдаровец Григорий Томчин, «на самом деле первую Думу мы выиграли».

Так, впрочем, считали далеко не все, включая Ельцина. Все, что не первое место, считалось поражением. Сложившаяся ситуация стала для президента, как выразился Гайдар в «Днях поражений и побед», «сигналом к отступлению».


И вот что характерно: в предвыборный период обострилась «теоретическая» критика либеральных реформ как таковых – с разных флангов. А потом, когда реформы после выборов стали притормаживаться без явно выраженной поддержки Ельцина, началась подготовка альтернативных программ, из-за чего приходилось очень тонко маневрировать Черномырдину. С одной стороны, в тот период он не очень-то симпатизировал Гайдару, с другой – чувствовал, что его начинает подсиживать Сосковец, который одновременно представлял мощное промышленное лобби (притом, что Виктор Степанович и сам был живым лобби – газовым) и вступил с союз с влиятельными силовиками, служившими ему «пропусками» в Кремль, – Барсуковым и Коржаковым, боссами охраны Кремля и лично президента. Сосковец же стал и проводником так называемой «программы академиков», написанной, среди прочих, коллегой Гайдара по работе с Горбачевым академиком Николаем Петраковым и любимым начальником и учителем Станиславом Шаталиным. Академики, в том числе, предлагали заморозку цен. Даже программа игравшего свою тонкую политическую игру Глазьева, как и его статьи, казались не столь махрово социалистическими.

Обе эти программы появились уже в начале 1994 года, о них стало известно в феврале. Но это был не конец игры, а ее начало. Вячеслав Костиков вспоминал, как в октябре того же года люди из Главного управления охраны президента просили его почитать «экономическую программу для России на период до 2005 года» и высказать свои замечания: «Выходило, что либо разработкой экономической стратегии для президента начали заниматься профессиональные охранники и создали в своей структуре соответствующее подразделение, либо Главное управление охраны используется какими-то группами для лоббирования своих идей, а следовательно, и интересов».

Все это было очень серьезно, поскольку фактически речь шла о попытке «продать» президенту альтернативное правительство: Сосковец с кремлевскими силовиками, вооруженный знанием академиков РАН или наработками людей, которых, как мы помним, Родрик Брейтвейт проницательно называл «экономистами-знахарями». В таком кабинете министров уж точно никому из либеральных реформаторов нечего было бы делать.

Перейти на страницу:

Все книги серии Либерал.RU

XX век: проработка прошлого. Практики переходного правосудия и политика памяти в бывших диктатурах. Германия, Россия, страны Центральной и Восточной
XX век: проработка прошлого. Практики переходного правосудия и политика памяти в бывших диктатурах. Германия, Россия, страны Центральной и Восточной

Бывают редкие моменты, когда в цивилизационном процессе наступает, как говорят немцы, Stunde Null, нулевой час – время, когда история может начаться заново. В XX веке такое время наступало не раз при крушении казавшихся незыблемыми диктатур. Так, возможность начать с чистого листа появилась у Германии в 1945‐м; у стран соцлагеря в 1989‐м и далее – у республик Советского Союза, в том числе у России, в 1990–1991 годах. Однако в разных странах падение репрессивных режимов привело к весьма различным результатам. Почему одни попытки подвести черту под тоталитарным прошлым и восстановить верховенство права оказались успешными, а другие – нет? Какие социальные и правовые институты и процедуры становились залогом успеха? Как специфика исторического, культурного, общественного контекста повлияла на траекторию развития общества? И почему сегодня «непроработанное» прошлое возвращается, особенно в России, в форме политической реакции? Ответы на эти вопросы ищет в своем исследовании Евгения Лёзина – политолог, научный сотрудник Центра современной истории в Потсдаме.

Евгения Лёзина

Политика / Учебная и научная литература / Образование и наука
Возвратный тоталитаризм. Том 1
Возвратный тоталитаризм. Том 1

Почему в России не получилась демократия и обществу не удалось установить контроль над властными элитами? Статьи Л. Гудкова, вошедшие в книгу «Возвратный тоталитаризм», объединены поисками ответа на этот фундаментальный вопрос. Для того, чтобы выявить причины, которые не дают стране освободиться от тоталитарного прошлого, автор рассматривает множество факторов, формирующих массовое сознание. Традиции государственного насилия, массовый аморализм (или – мораль приспособленчества), воспроизводство имперского и милитаристского «исторического сознания», импульсы контрмодернизации – вот неполный список проблем, попадающих в поле зрения Л. Гудкова. Опираясь на многочисленные материалы исследований, которые ведет Левада-Центр с конца 1980-х годов, автор предлагает теоретические схемы и аналитические конструкции, которые отвечают реальной общественно-политической ситуации. Статьи, из которых составлена книга, написаны в период с 2009 по 2019 год и отражают динамику изменений в российском массовом сознании за последнее десятилетие. «Возвратный тоталитаризм» – это естественное продолжение работы, начатой автором в книгах «Негативная идентичность» (2004) и «Абортивная модернизация» (2011). Лев Гудков – социолог, доктор философских наук, научный руководитель Левада-Центра, главный редактор журнала «Вестник общественного мнения».

Лев Дмитриевич Гудков

Обществознание, социология / Учебная и научная литература / Образование и наука

Похожие книги

Отмытый роман Пастернака: «Доктор Живаго» между КГБ и ЦРУ
Отмытый роман Пастернака: «Доктор Живаго» между КГБ и ЦРУ

Пожалуй, это последняя литературная тайна ХХ века, вокруг которой существует заговор молчания. Всем известно, что главная книга Бориса Пастернака была запрещена на родине автора, и писателю пришлось отдать рукопись западным издателям. Выход «Доктора Живаго» по-итальянски, а затем по-французски, по-немецки, по-английски был резко неприятен советскому агитпропу, но еще не трагичен. Главные силы ЦК, КГБ и Союза писателей были брошены на предотвращение русского издания. Американская разведка (ЦРУ) решила напечатать книгу на Западе за свой счет. Эта операция долго и тщательно готовилась и была проведена в глубочайшей тайне. Даже через пятьдесят лет, прошедших с тех пор, большинство участников операции не знают всей картины в ее полноте. Историк холодной войны журналист Иван Толстой посвятил раскрытию этого детективного сюжета двадцать лет...

Иван Никитич Толстой , Иван Толстой

Биографии и Мемуары / Публицистика / Документальное