Пять пятилеток либеральных реформ. Истоки российской модернизации и наследие Егора Гайдара

11 марта в ходе заседания Госдумы Гайдар высказался о своем понимании укрепления государства – через призму бюджетной политики: «Если вы внимательно проанализируете этот бюджет (а это действительно стержневой документ экономической политики), вы увидите, что в нем предполагается наиболее высокими темпами наращивать расходы не на здравоохранение, не на образование, не на культуру, а на содержание государственного аппарата. В нем впервые за последние годы намечена линия увеличения доли государства в валовом внутреннем продукте. Если раньше с трудом, сокращая военные расходы, сокращая субсидии, мы все-таки шаг за шагом продвигались к более дешевому государству, то сейчас намечается линия на более дорогое государство… Мы глубоко убеждены в том, что выход из сегодняшнего состояния российской экономики один – это действительно путь укрепления российской государственности, но не за счет увеличения числа чиновников (и увеличения числа взяток, которые они будут иметь возможность получать). Это путь радикальных реформ, направленных на всемерное сокращение неэффективных государственных расходов, на сокращение государственного аппарата, на отказ от ненужных, по существу лишь порождающих коррупцию, форм регламентации хозяйственной жизни, которые нам так и не удалось одолеть, начиная от лицензирования различных видов деятельности и кончая адресным регулированием внешней торговли, которое стало важнейшим источником коррупции по всей России… Я убежден, что сильное российское государство – это не государство, бряцающее оружием и пытающееся запугать соседей. Это государство с сильной валютой, с низкими налогами, с надежными гарантиями собственности, с надежным правопорядком».

Именно тогда созрело решение о создании менее аморфной, чем избирательный блок «Выбор России», и более внятной, чем партия «Демократическая Россия», партийной структуры. И то, на чем фокусировался Гайдар, в том числе при подготовке программы новой партии «Демократический выбор России», – это прежде всего вопросы экономики и попытки избежать катастрофических изменений в экономической политике.

Как раз в апреле – мае 1994 года правительство, взвешивая приоритеты бюджетной политики, сделало выбор в пользу наихудшего варианта – пошло навстречу аграрно-коммунистическому лобби, обильно его профинансировав, причем в большей степени из политических соображений. Как отмечал Владимир Мау, «как и прогнозировалось, эти деньги „застряли“ в финансовой системе или прямиком попали на валютную биржу, резко дестабилизировав экономическую ситуацию в стране». Количество денег в обращении во втором квартале увеличивалось ежемесячно на 14 %, что, по оценке Андерса Ослунда, «проложило дорогу инфляции».

Постоянной головной болью была армия. Готовности к ее радикальному сокращению и структурной реформе не было, а социальные обязательства выполнять приходилось. В результате недофинансированная армия оставалась в странном межеумочном состоянии.

Велись дискуссии об ограничении присутствия иностранных банков и о введении импортных тарифов, прежде всего на продовольственные товары. Разумеется, в любых подобного рода дебатах неизбежно возникал вопрос о введении водочной монополии в целях защиты отечественных товаропроизводителей. Бездействовала правительственная Комиссия по неплатежам, которую возглавлял первый вице-премьер Олег Сосковец, занимавший откровенно контрреформаторскую позицию. А Комиссия по оперативным вопросам, которую он контролировал, стала своего рода аппаратным штабом отраслевых лоббистов.

Реформы как таковые на этом фоне становились все менее популярными. С ними напрямую связывались проблемы как с финансовыми пирамидами вроде знаменитой «МММ», так и с чековыми инвестиционными фондами, которые время от времени исчезали вместе с собранными ваучерами.

Президент же в это время был занят Договором об общественном согласии, странным документом, призванным продолжить линию примирения всех политических сил после фактической гражданской войны и амнистии ее участникам. Гайдар был против этого акта, призванного скорее имитировать согласие, чем действительно установить его – что, собственно, было невозможно. 24 апреля в Думе говорил о том, что это «очередная фарисейская попытка под красивыми словами о национальном согласии проложить путь к конфронтации». 28 апреля Договор, призванный изобразить своего рода российские Пакты Монклоа, примирившие постфранкистскую Испанию, был с помпой подписан в Георгиевском зале Кремля при участии премьера, председателей палат парламента, патриарха, профсоюзных и политических деятелей. При этом Договор в результате не подписали лидеры коммунистов Зюганов и партии «Яблоко» Явлинский. Гайдар, следуя линии на поддержку Ельцина, документ подписал.

И вот на таком фоне Гайдар погрузился в партстроительство, причем, как шутил Чубайс, «занимался этим с отвращением». Но чувство долга вынуждало его быть активным и на этом направлении. Партия, в чьем названии читался гибрид «Выбора России» и «Демократической России», была создана.