Пять пятилеток либеральных реформ. Истоки российской модернизации и наследие Егора Гайдара

29 ноября Ельцин публично предъявил ультиматум дудаевцам, требуя сдать оружие и отпустить пленных. 2 декабря начались налеты федеральной авиации. 6 декабря на окраине Грозного состоялась встреча Грачева и Дудаева. Министр обороны напомнил об ультиматуме Ельцина – сдать оружие, распустить армию. К такому разговору генерал-майор советской авиации Джохар Мусаевич Дудаев не был готов. Он до последнего не верил словам Грачева, что полноценная война действительно может начаться.

Из теряющего популярность диктатора Дудаев в считаные дни снова превращался в народного героя. Яраги Мамадаев, уже давно рассорившийся с Дудаевым и сбежавший в Москву, направил 15 декабря резкое по тону письмо Ельцину: «На сегодня очевидно, что антинародный режим Дудаева, который потерял всякую поддержку народа, неожиданно получил ее. И это происходит каждый раз, когда Вы пытаетесь что-то лично предпринять в „чеченском вопросе“».

Коллективное решение о начале войны было принято большинством голосов ельцинского «Политбюро». Среди тех, кто голосовал за, сейчас в строю лишь Сергей Шойгу. Был лишь один голос против – авторитетнейшего российского цивилиста, министра юстиции Юрия Калмыкова, человека, усилиями которого в 1992 году удалось погасить конфликт в Кабардино-Балкарии. В знак протеста против коллективной лезгинки на граблях Юрий Хамзатович подал в отставку с поста главы Минюста и члена Совета безопасности РФ.

Началась операция, которая была плохо и наспех подготовлена. Маленькой победоносной войны не получилось. Зато удалась другая – на носовой перегородке Бориса Ельцина. После нее президент запрется в своей загородной резиденции, требуя к себе на стол в первые дни 1995 года только доклады своего помощника Юрия Батурина, к чьим советам о мирном урегулировании конфликта глава государства так и не прислушался. Возможно, столь высокая степень доверия именно к Батурину объяснялась тем, что Ельцин понял, какого масштаба ошибку совершил.

Но потом ничего, кроме ошибок, уже не было. Борис Николаевич стоически принимал на себя волну критики медиа и собственной «ядерной» базы – демократически ориентированных граждан страны, включая Гайдара и его партию «Демвыбор России». Тогда, в декабре, Егор хотел, чтобы Ельцин, человек, вместе с которым он начал реформы, его просто услышал. Однако это ельцинское молчание, какое-то отчаянное и ожесточенное, спустя некоторое время показалось Егору неодолимым. С точки зрения Гайдара, это была не просто война, а начало возможного конца демократии в России. И даже российской государственности как таковой.

К тому же Гайдар по-прежнему опасался консервативного переворота в правительстве, где Чубайс пытался контролировать экономическую и денежно-кредитную политику. Поэтому Егор был невероятно активен и эмоционален. И в эти дни он подтвердил – в очередной раз в критических обстоятельствах, как в октябре 1993-го или в январе 1994-го, – свою репутацию лидера демократического движения в стране. Причем лидера бескомпромиссного, решительного и пассионарного.

Его подход не был прагматическим – он понимал, что потеряет многих соратников по партии, которые поймут, что «Демвыбор России» – уже не партия власти. Больше того, скорее всего, партия потеряет и сторонников – победоносная война психологически нужна была не только власти, но и существенной части общества. Подход Гайдара был не конъюнктурно-популистский, а политический: не изменять себе и своим убеждениям.

По счастью, Ельцин не мешал Виктору Черномырдину подключаться к решению нерешаемых проблем: так это было и в июне 1995 года во время захвата боевиками Шамиля Басаева больницы в Буденновске (об этом еще пойдет разговор ниже). Фраза Виктора Степановича «Шамиль Басаев, говорите громче!» вошла в историю и стала символом спасения десятков человеческих жизней. Потом, в 2002-м и в 2004-м, с террористами не разговаривали: политических деятелей масштаба ЧВСа, не стеснявшихся снизойти до переговоров с отморозками, в российском правящем классе уже не было.

Не мешал Ельцин и генералу Александру Лебедю, когда тот заключал Хасавюртовское мирное соглашение с самым договороспособным из чеченских лидеров Асланом Масхадовым. Как и не мешал потом и Путину строить свою харизму на технологии «мочить в сортире».

Чеченская война расколола страну и морально подорвала авторитет Ельцина. Растянутая на годы Чеченская операция осложнила проведение политики реформ и финансовой стабилизации. Анатолий Чубайс был вынужден балансировать бюджет и решать миллион текущих проблем в обстоятельствах, когда страна вела войну. Это нетривиальная задача.