Читаем Пять пятилеток либеральных реформ. Истоки российской модернизации и наследие Егора Гайдара полностью

На следующий день Явлинский отказался от договоренностей. Что-то произошло в кругу его соратников. Член исполкома ДВР Сергей Юшенков в разговоре с «Известиями» предположил, что некоторые «явлинцы» боялись потерять места в коалиционном предвыборном списке. Так или иначе, лидер «Яблока» счел Гайдара и его партию не активом, а обременением в электоральной политике. Обременением, нарушавшим чистоту его политического образа. Гайдар выглядел для «Яблока» слишком проельцинским, строителем номенклатурной демократии, номенклатурной собственности (в терминах публициста-шестидесятника Юрия Буртина) и бюрократического рынка и токсичным с той точки зрения, что дал имя реформам, которые Явлинский не поддерживал и к которым ревновал. Аргументы в пользу того, что развал еще не созданной коалиции – это очевидное поражение и на парламентских, и на президентских выборах, – в то время, вероятно, казались Григорию Алексеевичу не слишком убедительными, а трудности – преодолимыми в одиночку.

Для Егора эта история оказалась чрезвычайно болезненной. 20 мая он отозвался об отказе от коалиции крайне резко: «Я не могу это оценить иначе как предательство».

Развод с Явлинским происходил на фоне конъюнктурного бегства депутатов из фракции «Выбор России», которая тогда уже не казалась фракцией власти, и выхода членов «Демвыбора России» из партии. Образованный с нуля блок «Наш дом – Россия», ассоциировавшийся с именем Черномырдина и позиционировавшийся как новая партия власти, был для политиков-оппортунистов куда более привлекательным. Точно так же спустя годы из «Союза правых сил» некоторые депутаты будут переходить в «Единую Россию». Уже к маю 1995-го гайдаровская фракция потеряла 20 депутатов из 74. Потери произошли в том числе, а возможно, и главным образом из-за позиции Гайдара по Чечне.

Еще в феврале, дискутируя с пресс-секретарем Ельцина Вячеславом Костиковым, утверждавшим, что война в Чечне необходима для сохранения целостности России (хотя скорее пресс-секретарь просто ретранслировал общую позицию Кремля, а не свою), Гайдар вспоминал слова, сказанные ему одним из высокопоставленных чиновников: «Политика президента (в отношении Чечни. – А. К.) будет популярна. Народ хочет сильной руки и наведения порядка. Почему же вы не хотите использовать это?» Не использовал. Верил в то, что ядро сторонников демократии остается противником войны в Чечне.

Этот спор с Костиковым, с которым у Егора были очень хорошие личные отношения, оказался важным еще и потому, что Гайдар, по сути, предсказал событие, которое произойдет четыре месяца спустя, – террористический акт в Буденновске. Больше того, заранее объяснил, почему такое развитие событий может быть выгодно силовикам: «Если массированные бомбардировки российских (Егор все время напоминал, что Чечня – это Россия. – А. К.) городов и сел могут иметь хоть какое-то рациональное объяснение, то я вижу его в следующем: побудить доведенных до крайности чеченцев к жестоким и бессмысленным действиям, которые задним числом оправдают все, что было сделано раньше».

Из этого следовал вывод общеполитического характера: «Такое развитие событий неизбежно станет основой для роста бациллы русского фашизма».


Тем, кто хотел большей жесткости в политике, нужно было убрать с пути Виктора Черномырдина. Интересы этих людей совпадали с намерениями коммунистов, которые почувствовали запах власти и возможность тотальной победы – и на парламентских, и на президентских выборах. В Думе созрел вотум недоверия правительству. С одной стороны, гайдаровская фракция, стоявшая на антивоенных позициях, могла бы выступить против кабинета министров, который волей-неволей оказывался кабинетом войны. С другой стороны, именно снос Степаныча и нужен был тем, кто желал радикализации ситуации. Эта группа намечала в премьеры Олега Сосковца. Не говоря уже о том, что рациональные действия правительства гайдаровцы неизменно поддерживали, а перспектива получить правительство лоббистов и проинфляционистов их, естественно, не могла устроить.

Дебаты на эту тему были прерваны событиями в Буденновске.

14 июня 195 боевиков под командованием одного из лидеров сепаратистов 30-летнего Шамиля Басаева, дом и семья которого 3 июня были уничтожены ракетно-бомбовым ударом, захватили административные объекты города Буденновска в Ставропольском крае, а затем – районную больницу. Суммарно – более 1500 заложников.

15 июня террористы высказали требования о прекращении боевых действий в Чечне. 17-го начался беспорядочный штурм больницы. Гайдар был на постоянной связи с Сергеем Адамовичем Ковалевым, в то время депутатом «Демвыбора» и уполномоченным по правам человека. «Ковалев передал через одного из отпущенных заложников предложение Басаева договориться о временном прекращении огня и, в обмен на него, отпустить часть беременных женщин и женщин с новорожденными из родильного отделения, – писал Егор. – Сергей Адамович просит меня связаться с кем-нибудь из руководителей, способных принять такое решение».

Перейти на страницу:

Все книги серии Либерал.RU

XX век: проработка прошлого. Практики переходного правосудия и политика памяти в бывших диктатурах. Германия, Россия, страны Центральной и Восточной
XX век: проработка прошлого. Практики переходного правосудия и политика памяти в бывших диктатурах. Германия, Россия, страны Центральной и Восточной

Бывают редкие моменты, когда в цивилизационном процессе наступает, как говорят немцы, Stunde Null, нулевой час – время, когда история может начаться заново. В XX веке такое время наступало не раз при крушении казавшихся незыблемыми диктатур. Так, возможность начать с чистого листа появилась у Германии в 1945‐м; у стран соцлагеря в 1989‐м и далее – у республик Советского Союза, в том числе у России, в 1990–1991 годах. Однако в разных странах падение репрессивных режимов привело к весьма различным результатам. Почему одни попытки подвести черту под тоталитарным прошлым и восстановить верховенство права оказались успешными, а другие – нет? Какие социальные и правовые институты и процедуры становились залогом успеха? Как специфика исторического, культурного, общественного контекста повлияла на траекторию развития общества? И почему сегодня «непроработанное» прошлое возвращается, особенно в России, в форме политической реакции? Ответы на эти вопросы ищет в своем исследовании Евгения Лёзина – политолог, научный сотрудник Центра современной истории в Потсдаме.

Евгения Лёзина

Политика / Учебная и научная литература / Образование и наука
Возвратный тоталитаризм. Том 1
Возвратный тоталитаризм. Том 1

Почему в России не получилась демократия и обществу не удалось установить контроль над властными элитами? Статьи Л. Гудкова, вошедшие в книгу «Возвратный тоталитаризм», объединены поисками ответа на этот фундаментальный вопрос. Для того, чтобы выявить причины, которые не дают стране освободиться от тоталитарного прошлого, автор рассматривает множество факторов, формирующих массовое сознание. Традиции государственного насилия, массовый аморализм (или – мораль приспособленчества), воспроизводство имперского и милитаристского «исторического сознания», импульсы контрмодернизации – вот неполный список проблем, попадающих в поле зрения Л. Гудкова. Опираясь на многочисленные материалы исследований, которые ведет Левада-Центр с конца 1980-х годов, автор предлагает теоретические схемы и аналитические конструкции, которые отвечают реальной общественно-политической ситуации. Статьи, из которых составлена книга, написаны в период с 2009 по 2019 год и отражают динамику изменений в российском массовом сознании за последнее десятилетие. «Возвратный тоталитаризм» – это естественное продолжение работы, начатой автором в книгах «Негативная идентичность» (2004) и «Абортивная модернизация» (2011). Лев Гудков – социолог, доктор философских наук, научный руководитель Левада-Центра, главный редактор журнала «Вестник общественного мнения».

Лев Дмитриевич Гудков

Обществознание, социология / Учебная и научная литература / Образование и наука

Похожие книги

Отмытый роман Пастернака: «Доктор Живаго» между КГБ и ЦРУ
Отмытый роман Пастернака: «Доктор Живаго» между КГБ и ЦРУ

Пожалуй, это последняя литературная тайна ХХ века, вокруг которой существует заговор молчания. Всем известно, что главная книга Бориса Пастернака была запрещена на родине автора, и писателю пришлось отдать рукопись западным издателям. Выход «Доктора Живаго» по-итальянски, а затем по-французски, по-немецки, по-английски был резко неприятен советскому агитпропу, но еще не трагичен. Главные силы ЦК, КГБ и Союза писателей были брошены на предотвращение русского издания. Американская разведка (ЦРУ) решила напечатать книгу на Западе за свой счет. Эта операция долго и тщательно готовилась и была проведена в глубочайшей тайне. Даже через пятьдесят лет, прошедших с тех пор, большинство участников операции не знают всей картины в ее полноте. Историк холодной войны журналист Иван Толстой посвятил раскрытию этого детективного сюжета двадцать лет...

Иван Никитич Толстой , Иван Толстой

Биографии и Мемуары / Публицистика / Документальное