Читаем Пять пятилеток либеральных реформ. Истоки российской модернизации и наследие Егора Гайдара полностью

Ельцина не было в Москве, он находился в Канаде на заседании «семерки». На авансцену вышел Виктор Черномырдин, ставший с этого момента союзником Гайдара. Ночью Егор убедил ЧВСа в том, что надо дать распоряжение прекратить огонь. На следующий день, 18-го, Ковалев сообщил, что Басаева, судя по всему, можно остановить обещанием начала мирных переговоров по Чечне и, если Степаныч даст полномочия омбудсмену на разговор об этом с главой террористов, он его проведет. Такие полномочия были даны, правда, со второго раза Гайдар дозвонился до Черномырдина только после того, как сообщил по Центральному телевидению, что на его звонки никто в правительстве не отвечает. Первым Егору отзвонил… Сосковец.

«Прогноз Ковалева оправдался, – писал Гайдар, – Басаев действительно согласился отпустить заложников, по существу, под одно условие – немедленное начало переговоров о мире в Чечне… Эти договоренности перед телекамерами были подтверждены Черномырдиным в личном разговоре с Басаевым». Тогда и прозвучало на всю страну знаменитое черномырдинское: «Шамиль Басаев, говорите громче!» И хорошо, что на всю страну, – публичность резко ограничила возможности сторонников силового решения проблемы и отказа от переговоров с террористами, что привело бы к еще большему количеству жертв. Как это и неизменно происходило потом, когда российские власти принципиально отказывались от такого рода переговоров. Своя война шла внутри российских органов власти…

О деталях вспоминал тогдашний глава ТАСС и вице-премьер Виталий Игнатенко: «Я вошел в кабинет премьера, он был на связи со штабом спецподразделения. Было ясно, что он взял руководство переговорами на себя, президент Б. Н. Ельцин был с визитом в Канаде. На кон был поставлен авторитет власти. Все решали минуты.

Я рассказал, что только что переговорил с нашими и зарубежными журналистами. У них был прямой разговор с Басаевым. Положение, как мне рассказали, критическое. Басаев настаивает на своих требованиях.

– А он в состоянии что-либо слушать? – выдохнул Виктор Степанович.

Сделал несколько решительных диагоналей по кабинету. Потом попросил:

– Готовь прессу, кого сможешь, подтяни в приемную. Буду говорить с Басаевым из приемной.

Я кинулся выполнять указание премьера. Первым появился Саша Гамов из „Комсомолки“, потом президентский пул, ОРТ, „Российская газета“. При них начался тяжелый разговор премьера с террористом. Вдруг Басаев бросает в трубку:

– Откуда я знаю, что вы Черномырдин?

– Ты где сидишь там? – спросил Виктор Степанович.

– В кабинете главврача.

– Телевизор там есть?

– Да, есть.

– Тогда жди, – и Виктор Степанович кинул взгляд на меня.

Я принялся звонить на каналы телевидения. Быстро и профессионально в минуты переверстали сетку вещания. Виктор Степанович снова включился в разговор с Басаевым. И сделал ряд уступок его требованиям. 20 июня участники бандформирования отпустили заложников и скрылись. По условиям договоренности их не преследовали. Почти 2000 человеческих жизней были спасены».

Но до 20-го еще была вероятность штурма. Опасениями с Гайдаром поделился Ковалев, которого каким-то образом выманили с территории больницы и не пускали обратно. Гайдар предупредил Черномырдина о явной готовности силовиков принять решение о начале штурма.

«Тогда ночью действительно было принято решение о штурме, – вспоминал Гайдар, – и только предельно энергичное вмешательство Черномырдина позволило спасти людей. Я думаю, не только у меня есть основания испытывать благодарность Виктору Степановичу за его действия во время буденновского кризиса».

21 июня, сразу после окончания буденновского кризиса, шли дебаты, а потом началось голосование по вотуму недоверия правительству. Гайдар выступил с жесткой и очень политически откровенной речью. Сказал о силах, которые мечтают о новом кризисе и хаосе, способных привести их к власти. О том, что правительство критикуют именно за то, что оно делает правильно, проводя политику финансовой стабилизации и прекращая печатать пустые деньги: «Я убежден, что именно этот страх, это понимание того, что этот начинающийся рост стабилизации экономики может перечеркнуть политические шансы тех, кто хотел бы пробиться к власти на волне справедливой критики ошибок правительства, сегодня важнейшая база для постановки вопроса о вотуме недоверия. Убежден: сегодня по экономическим основаниям голосовать за вотум недоверия правительству – это значит голосовать против шансов на стабилизацию экономики России. (Шум в зале.)»

Спустя несколько месяцев Сергей Васильев, в то время замминистра экономики, скажет: «Изменения, происшедшие с Черномырдиным, меня просто поражают… У него просто очень сильная восприимчивость, чувство ответственности. Черномырдин очень хорошо понял, что в этом постсоветском бардаке можно сделать и чего нельзя. Пределы управляемости он освоил очень быстро. Отсюда и весь либерализм».

Перейти на страницу:

Все книги серии Либерал.RU

XX век: проработка прошлого. Практики переходного правосудия и политика памяти в бывших диктатурах. Германия, Россия, страны Центральной и Восточной
XX век: проработка прошлого. Практики переходного правосудия и политика памяти в бывших диктатурах. Германия, Россия, страны Центральной и Восточной

Бывают редкие моменты, когда в цивилизационном процессе наступает, как говорят немцы, Stunde Null, нулевой час – время, когда история может начаться заново. В XX веке такое время наступало не раз при крушении казавшихся незыблемыми диктатур. Так, возможность начать с чистого листа появилась у Германии в 1945‐м; у стран соцлагеря в 1989‐м и далее – у республик Советского Союза, в том числе у России, в 1990–1991 годах. Однако в разных странах падение репрессивных режимов привело к весьма различным результатам. Почему одни попытки подвести черту под тоталитарным прошлым и восстановить верховенство права оказались успешными, а другие – нет? Какие социальные и правовые институты и процедуры становились залогом успеха? Как специфика исторического, культурного, общественного контекста повлияла на траекторию развития общества? И почему сегодня «непроработанное» прошлое возвращается, особенно в России, в форме политической реакции? Ответы на эти вопросы ищет в своем исследовании Евгения Лёзина – политолог, научный сотрудник Центра современной истории в Потсдаме.

Евгения Лёзина

Политика / Учебная и научная литература / Образование и наука
Возвратный тоталитаризм. Том 1
Возвратный тоталитаризм. Том 1

Почему в России не получилась демократия и обществу не удалось установить контроль над властными элитами? Статьи Л. Гудкова, вошедшие в книгу «Возвратный тоталитаризм», объединены поисками ответа на этот фундаментальный вопрос. Для того, чтобы выявить причины, которые не дают стране освободиться от тоталитарного прошлого, автор рассматривает множество факторов, формирующих массовое сознание. Традиции государственного насилия, массовый аморализм (или – мораль приспособленчества), воспроизводство имперского и милитаристского «исторического сознания», импульсы контрмодернизации – вот неполный список проблем, попадающих в поле зрения Л. Гудкова. Опираясь на многочисленные материалы исследований, которые ведет Левада-Центр с конца 1980-х годов, автор предлагает теоретические схемы и аналитические конструкции, которые отвечают реальной общественно-политической ситуации. Статьи, из которых составлена книга, написаны в период с 2009 по 2019 год и отражают динамику изменений в российском массовом сознании за последнее десятилетие. «Возвратный тоталитаризм» – это естественное продолжение работы, начатой автором в книгах «Негативная идентичность» (2004) и «Абортивная модернизация» (2011). Лев Гудков – социолог, доктор философских наук, научный руководитель Левада-Центра, главный редактор журнала «Вестник общественного мнения».

Лев Дмитриевич Гудков

Обществознание, социология / Учебная и научная литература / Образование и наука

Похожие книги