В самом начале февраля в Давосе прошел очередной экономический форум, превратившийся в бенефис Геннадия Зюганова, представшего перед иностранными инвесторами доброжелательным социал-демократическим кандидатом. Но 5 февраля на «избирательном участке» в Давосе собрал пресс-конференцию Чубайс и сравнил высказывания лидера коммунистов (и наиболее вероятного на тот момент победителя президентских выборов) в Швейцарии с партийной программой КПРФ, предупредив, что Западу, очарованному «выездной моделью» Зюганова, придется разделить ответственность за кровавую национализацию собственности. Наблюдавшие за этими сценами олигархи признали правоту Чубайса. И именно в Давосе родился «пакт» в поддержку на выборах Бориса Ельцина. Крупным собственникам было что терять, и, как бы банкиры ни были циничны и адаптивны, поверить Зюганову они не могли.
Евгений Ясин вспоминал: «В Давосе вся российская делегация жила в одной гостинице. В баре сидели Березовский и Чубайс. Там у меня на глазах (я, правда, ничего не слышал – сидел на большом расстоянии) начался разговор о коалиции бизнеса и бюрократов за Ельцина. Вот Чубайса свалили, а потом позвали делать эту работу».
В марте Ельцин принял крупных предпринимателей в Кремле, разговор оказался неожиданно жестким – гости президента говорили о неэффективности штаба во главе с Сосковцом, которого Коржаков давно хотел сделать фактическим «регентом» при живом Ельцине. Как результат, была создана так называемая аналитическая группа, которая и привела летом Ельцина к победе в президентских выборах. Группу по общему настоянию, с чем президент согласился, возглавил Анатолий Чубайс. Но прежде чем сформировать новый штаб, пришлось пройти еще через одно испытание – не только либеральным помощникам президента, Чубайсу, Гайдару. Стране. О чем она и не подозревала.
7 февраля в «Известиях» члены Президентского совета, некоторые из которых идеологически были близки к Гайдару (например, литературовед Мариэтта Чудакова), выступили за консолидацию вокруг Ельцина. 15 февраля в родном Екатеринбурге Ельцин объявил о решении баллотироваться в президенты. Гайдар назвал это третьей ошибкой Бориса Николаевича после отказа от ускорения реформ в декабре 1993 года и начала Чеченской войны.
В то же время он понимал, что после того, как Явлинский отказался поддержать Немцова, а сам Борис благоразумно отказался от участия в президентской гонке, хороших решений нет. Как не было решением предложение Гайдару баллотироваться самому. Он немедленно это предложение отверг.
29 февраля Ельцин пригласил Гайдара для разговора. Егор неожиданно для себя отметил, что видит прежнего президента – мобилизованного и активного: «Такое ощущение, что не было этих пяти лет, как будто мы снова в октябре 1991 года». Тогда у Егора закралось сомнение в собственной правоте и категоричности.
По оценкам Чубайса, поддержка Ельцина «Демвыбором России» давала бы дополнительных 1–2 %. Но поддержка партии, а значит, Гайдара ему нужна была не в политтехнологическом, а в человеческом смысле. И он эту поддержку получил, хотя Егору Тимуровичу развернуть мнение в партии было непросто. Как оценивал потом ситуацию Чубайс, «Егор сыграл роль магнита для избирателей, хотя и не очень сильного». «Гайдар рядом с предвыборным штабом и рядом не стоял», – рассказывал Леонид Гозман. Этого от него никто и не требовал.
Гайдар вспоминал: «После того как Ельцину удалось в течение марта сделать предвыборную ситуацию в стране двухполюсной, наша позиция, по существу, стала очевидной. При выборе между Зюгановым и Ельциным мы, как демократическая партия, просто обязаны поддержать Ельцина».
Окончательное решение о поддержке было принято на съезде партии 18 мая. Одним из аргументов Гайдара был моральный: «Ну если мы сами, дорогие друзья, договорились, что это реальный выбор между Зюгановым и Ельциным, и мы на самом деле надеемся, что Ельцин победит. Мы хотели бы, чтобы кто-то другой взял на себя моральную ответственность за эту победу, потому что у нас такие чистые, „белые перчатки“… Мне кажется, что это как раз позиция, уязвимая с моральной точки зрения».
Выбор, подчеркнул тогда Гайдар, – не за власть, а за «шанс нормального, цивилизованного развития России».