Пять пятилеток либеральных реформ. Истоки российской модернизации и наследие Егора Гайдара

И ведь действительно для него начинался новый этап, где он меньше внимания уделял партии, позволил себе найти время на книгу, а потом на еще одну, в большей степени занимался своим Институтом, готов был консультировать власть – когда попросят. Больше общался с детьми и мог спокойнее проводить отпуск. Жизнь после жизни. Новый этап после окончания процесса закрепления «нормальности» во власти. Но, как выяснилось очень скоро, не окончания переходного периода. И не окончания ожесточенной политической борьбы. Наступал период постоянной регенерации развилки, о которой Егор беспрерывно писал: или номенклатурный капитализм, совмещенный с государством «восточного» типа, подминающим под себя все, или открытый рынок и политическая демократия.

От бесконечного воспроизводства этой развилки можно было сильно устать. И однажды Егор Гайдар от этого действительно устанет. Но пока – еще несколько лет борьбы, надежд, успехов, разочарований и поражений.

Дни, месяцы, годы поражений и побед.

После отставки в 1994-м Гайдар никогда больше не занимал официальных постов в исполнительной власти – он работал только в парламенте. И тем не менее Егор по-прежнему считал себя ответственным за страну – продолжал действовать «синдром премьер-министра»: он рассматривал все, что делал, и даже все, что просто говорил, как позицию человека, который может повлиять на процессы в стране. Поэтому иногда его высказывания были аккуратными. Но иной раз, когда он полагал, что президентская власть и правительство проводят неправильную политику, – наоборот, бескомпромиссно жесткими.

Об этом свойстве Егора со знанием характера своего соратника хорошо написал Борис Немцов: «У Гайдара есть проблема – синдром премьер-министра. Ему, например, предлагают сделать бюджет или написать концепцию налоговой реформы, и он относится к этим предложениям так, будто остается главой правительства, – очень и очень ответственно. Я его успокаиваю, убеждаю, что он не отвечает за нынешних чиновников и их странные шаги, что он свою голову на их дурацкие плечи не поставит. Но Егор Тимурович все равно будет делать так, словно на нем лежит весь груз ответственности».

Премьерский синдром сработал, несмотря на благодушное настроение, почти сразу после выборов. Уже 8 июля на политсовете своей партии Гайдар сообщил, что обратился с письмом к Черномырдину и ключевым сотрудникам администрации, где обратил внимание на то, какие первоочередные меры, в том числе антиифляционные, налоговые, на рынке госдолга необходимо реализовать. Оказывается, на основе этого письма было подготовлено официальное распоряжение Виктора Степановича.

Казалось бы, полная гармония. Однако в августе было сформировано «второе» правительство Черномырдина, оказавшееся неспособным к проведению реформ, слабое и разношерстное по составу. В Белом доме не хватало кабинетов вице-премьерского уровня, потому что число заместителей премьера достигло тринадцати. К «синдрому премьер-министра» добавился «закон Васильева»: по определению Сергея Васильева, число вице-премьеров асимптотически стремится (то есть стремится достигнуть, но никак не достигает) к числу вице-премьерских кабинетов в здании на Краснопресненской набережной. Там их было девять. Перевыполнение плана на четыре вице-премьерские единицы…

Кабинет министров оказался страшно раздерганным в кадровом смысле. Наряду с Евгением Ясиным в качестве министра экономики в нем кого только не было: от Алексея Большакова, бывшего зампреда Ленгорисполкома в советское время, до главы ОНЭКСИМа, олигарха Владимира Потанина.

Еще в июле Сергей Васильев спросил Анатолия Чубайса, кто будет заниматься в новом правительстве реформами. Чубайс назвал Потанина: «Я только хмыкнул в ответ. Толя тогда состоял в большой дружбе с Владимиром Потаниным и был им сильно очарован. Я же не питал никаких иллюзий и оказался прав: Потанин решал в правительстве свои корпоративные задачи».

«Ну, например, правительство приняло решение о сохранении института уполномоченных банков, – вспоминал Евгений Ясин. – У меня состоялся разговор на эту тему с Потаниным… он меня не убедил. И вот это ощущение неполной искренности, как бы раздвоение интересов, конечно, портило наши взаимоотношения».

Этот недееспособный гибрид красных директоров, отраслевых лоббистов и олигархов дополнялся не слишком сильным министром финансов: Александр Лившиц, первоклассный экономист и бывший помощник президента по экономике, на своем новом посту, где нужна была железная воля, в том числе в борьбе с красной Думой, несколько растерялся. Да и бюджет 1997 года рациональным назвать было нельзя.

В сентябре 1996 года на съезде ДВР Гайдар уже бил тревогу: «…на работе правительства очень негативно сказывается его явно коалиционный характер и соответственно влияние нынешней Госдумы». Не испытывал Егор восторга и в связи с экспансией олигархов: «Крупный капитал в современной реальной России – это всегда капитал, связанный с властью, – капитал, богатство которого нелиберально по своей природе».