Это был какой-то заколдованный круг, бесконечное дежавю: ровно за год до этого, в 1988-м, в тех же «Соснах» готовился доклад Рыжкова о долгосрочных перспективах развития экономики. Именно тогда, работая над этим документом, познакомились Гайдар и Явлинский. Как и в 1989-м, в 1988-м руководил группой помощник премьера Владимир Саваков, всякий раз возвращавшийся из Совмина разочарованным: начальство не воспринимало никаких новых идей. Как с сочувствием писал Гайдар, «от Явлинского требовали четких и точных расчетов бурного повышения уровня жизни советского народа на ближайшее десятилетие, сведений о том, сколько яиц придется на каждую советскую душу в двухтысячном году. Он отбивался, как мог, пытаясь донести до начальства комизм яичных обещаний, впрочем, безуспешно. Шутки воспринимались плохо». (Кстати, в 1993 году на волне отката от реформ на посту министра экономики ненадолго окажется Олег Лобов, который как раз и будет строить планы «по яйцу» и еще почему-то хвойной муке.)
Спустя год после тогдашнего неудачного опыта Ясин и Явлинский, осерчав, предлагали Абалкину подать в отставку и уйти из правительства, объявив об этом прямо на II съезде народных депутатов. Не были поняты.
В феврале – марте 1990-го Ясин и Явлинский сделали еще одну попытку. Хотя любые радикальные предложения по-прежнему вызывали очевидное неприятие, и прежде всего самого председателя правительства.
Рыжков, улетая с визитом в Малайзию, поручил Маслюкову готовить вариант полного отказа от радикализации реформ. Однако кризис, в том числе кризис идей, никто не отменял, и уже сам Маслюков обратился к Абалкину за помощью. У академика была бумага, которую он собирался передать Горбачеву, – еще одна концепция, но она-то как раз предполагала радикализацию реформ. Тринадцать страниц, написанных теми же Евгением Григорьевичем и Григорием Алексеевичем в развитие короткой записки Абалкина, содержали предложения о либерализации цен и резкому ужесточении финансовой политики.
На III съезде народных депутатов в марте 1990-го Горбачев должен был быть избран президентом СССР, о чем Ясин с Явлинским не знали, и это был шанс для Абалкина продвинуть более осмысленный вариант возможных преобразований, надавив не на постоянно фрустрированного Рыжкова, а на Горби, который постепенно концентрировал в своих руках «непартийную» власть на новом посту. Когда Рыжков приземлился после поездки в Малайзию, у трапа самолета ему были поданы две бумаги на выбор: вариант отката и 13 страниц Ясина и Явлинского. Бумаги предваряла совместная докладная записка Абалкина и Маслюкова, где описывалась нереализуемость «административно-командного варианта» и предлагались аргументы в пользу концепции «одного удара» – внедрения рынка с 1 июля 1990 года или 1 января 1991-го. Социальные риски большие, но другого выхода нет: «Предлагаемое решение представляет собой весьма дорогую цену за реформу, но она будет стремительно возрастать, если сама реформа будет откладываться на неопределенный срок».
Повторим еще раз: в сущности, тот вариант, который с удесятеренными издержками из-за потери времени через почти два года реализует Егор Гайдар, предлагался как не имеющий альтернативы первым зампредом Совета министров СССР Ю. Д. Маслюковым и зампредом Совета министров СССР Л. И. Абалкиным.
Была дана официальная команда на подготовку радикального программного документа. В конце марта, уже после избрания Михаила Сергеевича, новая программа была готова. Ее стержень – либерализация цен (а не административное их постепенное повышение, порождающее дикие диспропорции) и ужесточение финансовой политики. Именно тогда Яков Уринсон, Евгений Гавриленков и Иван Матеров на базе Главного вычислительного центра (ГВЦ) Госплана рассчитывали по своей модели возможные последствия реформ. Премьеру о результатах работы докладывал Яков Моисеевич Уринсон, в недалеком будущем соратник Гайдара-реформатора, а затем министр экономики России. В тот момент, когда были названы цифры возможной безработицы, обычно корректный Николай Иванович впал в ярость. Тогда ГВЦ чуть не разогнали…