Пять пятилеток либеральных реформ. Истоки российской модернизации и наследие Егора Гайдара

Именно проект этой речи показывает, что, во-первых, в то время еще была возможность начать реформы НЕ с либерализации цен и, во-вторых, Гайдар был искренним сторонником этой модели: «Завтра будет опубликован президентский указ, содержащий программу действий по подготовке перехода к рыночной экономике. Мы приступаем к ней сразу, но начинаем не с размораживания цен (курсив мой. – А. К.), а с кредитной реформы, резкого ужесточения государственной финансовой политики, демонополизации экономики. И только затем, в 1991 году… в массовом порядке будем переходить на свободные цены, балансирующие спрос и предложение».

Это самое «завтра» так и не наступило. Горбачев ознакомился с речью и, как писал Гайдар, «отложил в сторону». Так и не были сказаны важные слова: «Отнюдь не все предусмотренные меры будут популярными, придется идти и на тяжелые, жесткие решения… Серьезность стоящих перед нами проблем требует не бесконечных колебаний, а хорошо организованной работы, направленной на их разрешение, если хотим выбраться из трясины бедности, слаборазвитости, в которую все сильнее затягивает нашу великую страну. Иного пути нам не дано…»

План Петракова – Федорова провалился. Гайдар уже не испытывал иллюзий и снова, как и несколько лет назад, в самом начале перестройки, когда впервые предложения молодых экономистов оказались отвергнуты, был сильно разочарован. Надежды и иллюзии оставались у Ясина и Явлинского – они готовили свой реформаторский документ под прикрытием правительственного тандема Абалкина – Маслюкова. Однако Рыжков прекрасно понимал, что радикальный план действий политически неприемлем и для Горбачева. На заседании Президентского совета программа Ясина – Явлинского была отвергнута. Правительство возвращалось к идее административного пересмотра прейскурантных цен. О чем и было объявлено Рыжковым 24 мая 1990 года. Через несколько часов после выступления премьера продукты были сметены с прилавков.

Ради появления реформаторски ориентированных статей, которые – теоретически – могли бы повлиять на течение событий, Фролов и тянул Гайдара за собой. Публикация такого текста, как «Прыжок к рынку», в «Правде» действительно могла создать впечатление не просто неизбежности реформ, но и их директивной необходимости. Статья – открытая полемика с Николаем Рыжковым, еще одна попытка достучаться и быть услышанным. Но это была и скрытая полемика с неназываемым в статье Горбачевым, апелляция к его политической воле, призыв к «мужеству отчаяния».

Конечно, эту статью в «верхах» читали все. Одни просто ничего не поняли из того, что там было написано. Кто-то, наверное, большинство, были не согласны. Иные – согласны. Но что могла сделать прогрессивная бюрократия – только ждать решений сверху. И наблюдать за процессом, который потом назовут «войной программ», – битвой радикальных дорожных карт экономических реформ с глубоко компромиссными и пугливыми.

В это время личный архив Гайдара пополнялся множеством документов, включая ведомственную переписку, которые стали доступными для него как одного из ведущих сотрудников «Правды». Эти документы потом помогут ему в написании «Гибели империи» – книги о кончине Советского Союза. Большинство из них носило совершенно алармистский характер.

27 мая в «Правде» вышла еще одна важная статья Гайдара с оценкой исправленного варианта официальной правительственной программы реформ. Называлась она скучновато – «Цены и рынок».

Правительство, отвергнувшее очередной вариант радикализации реформ, в том числе либерализацию цен, пошло по самому плохому пути: выразило намерение в своей программе административным образом повышать цены. Гайдар говорит о неэффективности такого рода мер, поскольку никакой Госкомцен не может измерить платежеспособный спрос населения и оказаться умнее рынка. Вместо административного регулирования нужны свободные цены с параллельным упорядочением государственных расходов. И все это можно было бы сделать уже в 1990 году. (По такому пути, кстати говоря, и пошло последнее коммунистическое правительство Польши, что сильно потом облегчило решение задач финансовой стабилизации для посткоммунистических польских кабинетов министров.)

Программа Совмина Союза содержала в себе рассуждения о преимуществах разнообразия форм собственности, притом что либерализация цен предполагала параллельную, а то и превентивную приватизацию: тогда подобный вариант еще был возможен – сначала разгосударствление собственности, «создание» собственника, демонополизация экономики, и затем – освобождение цен. Программа пыталась остановить время и, в сущности, была ностальгическим документом: как хорошо было в то время, когда имелась возможность обойтись умеренными и постепенными преобразованиями. Она выглядела как подготовка к той войне, которая не то что была вчерашней – уже закончилась. И начались совершенно иная война и другая эпоха. Это была программа регулирования прошлого.