Пять пятилеток либеральных реформ. Истоки российской модернизации и наследие Егора Гайдара

«Оглядываясь назад, можно сказать, процесс ухода Горбачева из власти, завершившийся его отставкой с поста президента СССР после Беловежской пущи, начался именно с отказа от программы „500 дней“, – писал Евгений Ясин. – Именно в этот момент он уступил группе своих консервативных сторонников по партии, будущему ГКЧП. И с тех пор они стали прибирать власть к рукам. События в Вильнюсе и Риге зимой 1991 года показали, что президент утратил контроль над военными и КГБ. Его стали покидать самые верные сторонники: С. Шаталин, Н. Петраков, Э. Шеварднадзе, последним А. Яковлев».

Увлеченные борьбой друг с другом федеральные и российские власти как будто не замечали, что ситуация уже выходила из-под контроля: ровно по сценарию, предсказанному Гайдаром, – сочетание дефицита товаров и роста цен. Правительство отказывалось от либерализации ценообразования, но инфляция уже постепенно сама переходила в открытую форму. На колхозном рынке цены за 1990 год выросли на 21,5 %. Даже при административно сдерживаемых ценах годовая инфляция достигла 6,8 %. Официальный дефицит союзного бюджета составил минус 7,9 %. В 1991 году все эти цифры покажутся благостными – ситуация пойдет вразнос.

Личный архив Гайдара пополняется разнообразными документами – в основном докладами высшему руководству различных ответственных лиц и ведомственной перепиской. Ближе к концу 1990-го она начинает носить совсем уж тревожный характер. Ну, например, такой документ от 31.10.1990: «Срочно. Председателю СМ СССР Рыжкову Н. И. – МВЭС (Министерство внешних экономических связей. – А. К.). О катастрофическом (курсив мой. – А. К.) положении с экспортом нефти и нефтепродуктов в 4 квартале 1990 г.». Потом документы подобного рода лягут в основу фактографии, наверное, самой известной книги Гайдара – «Гибель империи».

И вот в этих условиях Абел Аганбегян предлагает Егору Гайдару с чистого листа создать Институт экономической политики Академии народного хозяйства при Совете министров (и одновременно АН СССР, о чем состоялась договоренность со Станиславом Шаталиным). Жанр экономических программ был – по крайней мере, на некоторое время – дискредитирован. Гайдару был интересен анализ текущей ситуации силами молодых незашоренных экономистов – под эту задачу и собирались кадры. Обзоры социально-экономического развития страны стали фирменным продуктом Института, хотя очень скоро анализ экономического положения в стране пришлось перевести в практическую плоскость – ученые стали правительственными чиновниками, принимавшими решения.

Промежуточные итоги предреформенного периода молодой директор нового Института подвел как раз в экономическом обозрении событий и трендов 1990 года. Во втором номере «Коммуниста» (все еще «Коммуниста») за 1991 год Гайдар опубликовал статью под названием «В начале новой фазы». «История будто решила поставить эксперимент: приживется ли демократия в условиях экономического кризиса», – констатирует человек, который окажется скоро в эпицентре этого эксперимента. И продолжает: «Экономическая логика подсказывала: надо пойти на любые меры, чтобы устранить источники инфляционного давления: дефицит государственного бюджета, экспансию денежной массы. Такая политика могла иметь шансы на успех в руках популярной, сильной власти, обладающей волей и авторитетом. Беда в том, что правительство растратило эти ресурсы в попытке форсировать темпы роста. Когда твердая антиинфляционная политика жизненно необходима экономически и невозможна политически, приходит пора сменяющих одна другую без видимого влияния на хозяйственное развитие стабилизационных программ».

Разочарование – вот основной мотив, хотя автор статьи разбирает подробно смысл и содержание каждого из программных документов. С середины лета стартует война республик с центром, начинается разрыв хозяйственных связей, падают все показатели, которые могут упасть и растут те, чей рост нежелателен, – цены, дефицит бюджета. Валютные резервы СССР, пишет Гайдар, за 1990 год, «по данным западной финансовой статистики», сократились почти втрое – с 14,4 до 5,1 миллиарда долларов. Советский Союз стал срывать сроки платежей по кредитам, которых было получено немало, а сами они «лишь стимулируют дальнейший рост потребительских ожиданий, беспочвенные иллюзии, что кто-то за нас решит наши собственные проблемы».

В августе 1990-го программа «500 дней», утверждает Гайдар, еще имела шансы на успех, «но надо было немедленно сломать инфляционные ожидания, сформированные майской программой правительства (Рыжкова. – А. К.), остановить перераспределительный азарт, накачку бюджета новыми социальными программами. Ничего подобного ни на республиканском, ни на союзном уровне не сделали».

В «500 днях» приватизация и стабилизационные мероприятия ставились впереди либерализации цен. Однако затягивание с реализацией программы лишило будущих реформаторов образца осени 1991 года такой сравнительно комфортной возможности: в результате в практической политике либерализация предшествовала массовой приватизации.