Именно это обстоятельство в сентябре 1990-го обсуждал с Гайдаром историк экономики Владимир Мау, занимавшийся проблемами революций и экономическими дискуссиями 1920–1960-х годов. Он входил в круг молодых экономистов, среди которых был, например, будущий основатель и ректор ВШЭ Ярослав Кузьминов: их работу поощрял Абалкин в Институте экономики АН, призывая «избегать профессиональной привилегии – это то, за что студентам ставят два, а у профессуры считается точкой зрения». Гайдар предположил, что час его команды придет года через два-три, а пока с властью будет работать скорее Явлинский. Представители команды Явлинского думали совершенно иначе, то есть с точностью до наоборот, но об этом позже.
Мау согласился на рабочее предложение Гайдара, почти не раздумывая: в 30 лет дают не просто лабораторию, а возможность заниматься весьма перспективными и интересными исследованиями – не политэкономией в советском значении, а political economy, то есть изучением связи политики и экономики в западном понимании. А еще и неизвестной тогда Владимиру Мау областью – экономикой развития, economics of development. Егор Тимурович знал западные исследования в этой области, что Владимира Александровича совершенно не удивило: с середины 1980-х Гайдар уже слыл «самым умным человеком в поколении».
Познакомились два будущих соратника в «Коммунисте». Обоим было близко понимание перестройки как революции. Правда, статья Владимира Мау и его супруги Ирины Стародубровской об этом – «Перестройка как революция: опыт прошлого и попытка прогноза» – увидела свет в журнале только в 1990 году, а пока молодой экономист подрабатывал в редакции ответами на письма и статьи, которые приходили «самотеком» по почте в «Коммунист». В то время на каждое такое письмо или творческую инициативу нужно было мотивированно отвечать.
Задачей Гайдара было собрать в Институте все талантливое и живое, и даже те, кто не попал в расставленную им широкую сеть, все равно были так или иначе связаны с ним – даже едва появившаяся Высшая школа экономики в первое время своего существования располагалась в институтском здании в Газетном переулке (туда Институт экономической политики переехал с проспекта Вернадского). Представитель «корневой» команды – Сергей Васильев, несмотря на то что уже был во власти – в Ленсовете, возглавил Ленинградское отделение Института.
В январе 1991-го Гайдар сделал доклад на одном из регулярных либертарианских семинаров французского политика Алена Мадлена, впоследствии, в 1995 году, министра экономики и финансов Франции (семинары организовывались Фондом Жискара д’Эстена). Текст доклада был опубликован в журнале «Континент». Егор развернул весьма реалистичную картину развития событий в последний год существования Союза ССР и далее.
О том типе экономического устройства, который возникнет на месте административно-командной системы, он говорил как о чем-то, что будет сильно отличаться и от советской, и от западной экономик. Например: «Это будет экономика, становлению которой предшествуют радикальные перераспределения собственности и власти и где новая структура этого перераспределения не имеет исторической легитимации». По-новому будут распределены доходы между социальными группами, государственный сектор останется достаточно большим. А значит, «мы будем иметь экономику, которой имманентно присущ
Предсказал Гайдар и модель поведения правительства Павлова в период «открыто-подавленной инфляции», который характеризуется одновременно и дефицитом товаров, и ростом цен. Да, правительство будет повышать цены, но это не означает, что они станут свободными рыночными. А затем Гайдар прогнозирует ровно то, что придется делать его команде после утраты союзным центром возможностей чем-либо управлять: «…мы оказались в ситуации, когда придется рано или поздно размораживать цены, или они сами разморозятся на фоне деградации рычагов централизованного контроля. И тогда подавленно-открытая инфляция перейдет в высокую открытую или гиперинфляцию». И наконец: «Процесс стабилизации очень болезненный, и любое правительство, которое будет его проводить, обречено на крайнюю непопулярность и останется в памяти как злодейское и „антинародное“».