Второй вариант – прямо противоположный. Он «основывается на признании не только неизбежности инфляционных процессов, но их активного использования по принципу: рынок так или иначе отрегулирует пропорции». Сценарий предполагает и спад экономики на 20–25 %, и безработицу (чего, к слову, не произошло в тех масштабах, которых опасались, – рынок создавал рабочие места). Практические меры реализации этого сценария «состоят в немедленной либерализации всех цен… Необходимым условием оживления экономики является проведение денежной реформы рестрикционного характера и 3–4-разовой девальвации официального курса рубля к доллару… Все это неизбежно отразится на жизненном уровне населения. Но при условии снятия всех ограничений с индивидуальных заработков и доходов предприятий инфляция может стать дополнительным стимулом мотивации производительного труда… Запас времени (2–3 месяца) в 1991 г. позволяет принять необходимые решения при реализации этого подхода с тем, чтобы заблаговременно подготовиться к новым условиям работы в 1992–1993 годах, включая и переход к конвертируемости рубля».
Два-три месяца – это максимум до конца октября. Собственно, в начале ноября и началось формирование правительства Гайдара.
И наконец: «Вынужден со всей серьезностью и ответственностью за сказанное предупредить, что
Так оно и получилось. Это НЕ Гайдар пишет, не молодой либеральный экономист из академического института, начитавшийся западной литературы, а большой советский начальник-хозяйственник, который с высокой степенью скепсиса, как к конкурентам и радикалам, относился к Явлинскому и Гайдару.
У Щербакова есть и третий вариант – «управляемого кризиса». Но он требует высокой степени согласованности и синхронизации действий союзных республик. А добиться этого уже невозможно. Тем не менее первый зампред союзного правительства предлагает такие меры, как рестрикционная бюджетная политика, – расходы не должны превышать доходы, сокращение социальных программ, меры по избавлению от денежного навеса – от денег, не обеспеченных товарами, изменение системы налогообложения, с 1 сентября – заморозка зарплат, с 1 декабря 1991 года – переход к «преимущественно свободному ценообразованию» (то, что сделало правительство Ельцина – Гайдара 2 января 1992 года). Вопрос только один – как согласовать эти меры с союзными республиками. Ответа на него нет.
А в это время… В это время Горбачев в отпуске в Форосе, непосредственный шеф Щербакова Валентин Павлов вовлечен в заговор, предполагавший реализацию – в лучшем случае – первого сценария.
История страны могла повернуться так, что на месте ненавидимой фамилии Гайдар могла оказаться другая. Например, Явлинский (его «Согласие на шанс» упоминается в записке первого зампреда Совмина Союза в позитивном контексте). Или Щербаков.
В июле 1991 года Виктор Ярошенко по настоятельной рекомендации Гайдара и вместе с Константином Кагаловским отправился в Кембридж на конференцию по группам давления и интересам. Где даже зачитал на английском языке заранее заготовленный доклад. Ярошенко не был силен в западной теории и знакомился с работами Мансура Олсона о «коллективных действиях» и «перераспределительных коалициях» только со слов Егора. Зато он «изобрел велосипед», который катался по российской суглинистой почве и без всякого Олсона. Еще в конце 1989 года Виктор Афанасьевич написал статью «Партии интересов», которая была опубликована во втором номере «Нового мира» за 1990 год (тираж 2 миллиона 670 тысяч экземпляров). А затем уточнил свой анализ через год в тексте «Очерки политических обстоятельств 1989–1990 годов» в том же «Новом мире». Он описывал реальные «партии», от которых зависело развитие страны, – «партии интересов», представлявшие мощнейших политико-экономических лоббистов – например, топливно-энергетический комплекс (ТЭК), аграрно-промышленный комплекс (АПК), военно-промышленный комплекс (ВПК). Это был абсолютно точный анализ позднесоветской системы. И именно с этими «партиями» спустя несколько месяцев предстояло схлестнуться Гайдару и его команде. Выиграть в главном, но заплатить за это своей отставкой.
Августовский путч, перед началом которого предполагалось подписание Союзного договора, пытались совершить крайне непопулярные руководители, и он лишь подтвердил очевидное – Союза не будет.